Девочка Вепря

Вид заплаканной, съёжившейся от страха девчонки отрезвляет моментально, и из головы будто кувалдой в один момент вышибает все похотливые мысли, направленные в её сторону.

На какое-то мгновение её надрывный плач меня просто дезориентирует, и я как полнейший идиот в ступоре стою напротив девчонки, молча наблюдая за тем, как из её огромных карих глазищ градом катятся слёзы.

А потом словно бумерангом по голове до меня, наконец, доходит, что я самый настоящий олень. Просто полнейший кретин, всё это время твёрдо уверенный в том, что рыжуля корчит из себя невинность, тогда как очевидно, что она просто не может быть проституткой.

И как мне вообще могла прейти в голову настолько нелепая мысль? Неужели так сильно торкнуло, что в миг растерял последние мозги? Тоже мне, опер, мать твою.

Продолжая плакать, девчонка жмётся в угол дивана, нервно хватаясь за края плащёвки и стягивая её на груди, словно боясь, что я в любой момент могу наброситься на неё и начать срывать одежду.

Её плечи то и дело трясутся, то ли от слёз, то ли от страха, и аккуратные длинные пальчики подрагивают каждый раз, когда она всхлипывает. И мне просто, чёрт возьми, душу наизнанку выворачивает от этого вида.

В груди горит, просто нестерпимо жжёт от дикого, неуправляемого желания прижать девчонку к себе, согреть, успокоить.

Непроизвольно вскидываю руку и веду пальцем по влажной дорожке на щеке, стирая её.

От этого действия она вздрагивает ещё сильнее и, громко всхлипнув, резко отворачивает лицо в сторону, избегая прикосновения. Зажмуривает глаза, сильнее сжимаясь в комок.

– Н-не н-надо… П-пож-жалуйста… Не н-надо… – продолжает повторять, как заведённая.

А у меня в этот момент на душе настолько погано, как кажется не было ещё никогда за все чёртовы тридцать четыре года моей жизни. Ощущаю себя последним уродом сейчас, когда, наконец, отчётливо осознаю, что всё происходящее вовсе не продуманная актёрская игра, а первородный страх в чистом виде.

И меня, млять, всего передёргивает от отвращения к себе. От того, что это я являюсь причиной её состояния.

Внутри как лава из жерла вулкана поднимается бешеная злость. На себя, за то, что не смог отличить невинную девчонку от проституки. За то что позволил желанию полностью затопить разум. Настолько, что рассудку просто не было никакой возможности докричаться до мозга.

На неё, за то, что вместо того, чтобы кричать и доказывать, что она не виновата, она сидела молча в углу этой клетки, и опустив голову не смела поднять глаз.

– Как ты оказалась в компании панельниц? – обхватив девчонку за плечи, слегка встряхиваю её, требовательно заглядывая в лицо.

Глава 4

Услышав мой вопрос, она распахивает зажмуренные глаза и переводит на меня одичавший от испуга взгляд.

– Я… Не… – пытается что-то выдавить из себя и вдруг начинает громко рыдать, вводя меня в конкретный ступор.

Вид перешуганной девчонки меня просто убивает. Честно говоря, я в первый раз нахожусь в такой растерянности.

За десять лет работы в органах я столько дерьма перевидал, что, казалось, уже давно внутренне закостенел, натёр душевную мозоль.

А тут, смотрю на рыдающую девчонку и чувствую, как мне внутренности будто в клочья разрывают, по лёгким ржавыми вилами шкрябают. Так, что хочется схватиться за грудину и вырвать нахрен свою душу к чертям.

Не в силах больше выносить этого зрелища, подхожу к столу и, налив воды, возвращаюсь к девушке.

– Выпей и успокойся, – протягиваю ей стакан. – Я не сделаю тебе ничего плохого, обещаю.

Она дрожащими руками тянется к стакану, принимая его. Продолжает всхлипывать, но понемногу успокаивается. Пьёт небольшими глотками, не сводя с меня испуганных зареванных глаз.

– Повторяю вопрос, – терпеливо проговариваю, – Каким образом ты попала в компанию панельниц?

Девчонка шмыгает носом, хлопает влажными ресницами, и, судорожно вздохнув, тихо отвечает:

– Я ш-шла с работы. Обычно хожу напрямую через гаражи, но сегодня… Сегодня был-ло уже темно. С-страшно… – продолжает всхлипывать, снова отпивая воду. – Пошла в об-бход. По Вавилова…

– А по Вавилова, значит, не страшно идти, да? – с сарказмом качаю головой. – Там же самый отмороженный участок.

– Я не знала, – шепчет, виновато потупившись.

Смотрю на раскрасневшееся кукольное лицо, на подрагивающие пухлые губы и просто охреневаю от самого себя. В первый раз я испытываю такие эмоции к женщине. А здесь, млять, не женщина даже. Девчонка ведь совсем. А меня кроет. Ещё хлеще, чем тогда, когда считал её эскортницей.

Даже не хлеще. По-другому совсем. Где-то за рёбрами чувствую какое-то невероятное облегчение, приносящее охренительный кайф, от понимания, что рыжуля не проститутка. Будто всё моё нутро противилось этой мысли, отторгало её, а сейчас, как будто отлегло что-то тяжёлое с грудины. Что-то, что давило так, что аж лёгкие скручивало.

– Так, ладно, – отгоняю подальше сбивающие с толку ощущения. – Дальше что было?

Вскидывает голову и смотрит зашуганно и одичало.

– Если расскажу, вы меня не посадите снова в ту клетку?