Девочка⁰

Алена начала путано объяснять, что она встречается с Максом, но Артем тоже в нее влюблен, и они с братом не могут ее поделить, и вот она, не желая лишний раз бередить несчастному парню душу, не хочет подниматься на крышу, а просит об этом меня.

– Но они же тебя чуть не… – Я хотел сказать «изнасиловали», но не решился выговорить это слово.

Алена поняла, но махнула рукой:

– Мы все тогда были пьяными! Я и не помню ничего.

«А я все помню», – мрачно подумал я, но не нашелся что сказать. Алена выглядела спокойной и даже счастливой, и я не знал, стоит ли доказывать, что это было ужасное зрелище, и объяснять, что случившееся с ней навсегда превратило для меня воспоминания о том дне в кошмар.

Я взял пакет у нее из рук и сделал так, как она попросила. Предварительно посмотрел, что внутри: чипсы, пиво и сигаретные блоки.

Вернувшись домой, я спросил у отца: как он считает, бывают ли поступки, которые нельзя простить? Папа однозначно ответил, что нет.

А я вот не был уверен.

* * *

Накануне первого сентября я долго не мог уснуть, а потому видел все, что происходило.

На часах было начало четвертого утра, когда Гордей поднялся с постели и, стараясь не шуметь, принялся убираться. Я не шучу, именно так – убираться. Сначала он открыл шкаф и, подсвечивая фонариком на телефоне, отсортировал свои вещи: какие-то складывал в одну сторону, какие-то в другую, третьи – расфасовал по пакетам. Затем подошел к полке с учебными принадлежностями и начал перетряхивать свои тетради, некоторые тут же выкидывал, из других вырывал листки, комкал и тоже бросал в урну. То и дело он поворачивался в мою сторону, проверяя, не разбудил ли меня, и я в эти моменты быстро закрывал глаза. Закончив с уборкой, Гордей около часа просидел в кровати с раскрытым ноутбуком, но, что именно он делал, разглядеть было невозможно.

Когда экран монитора погас, я подумал, что он все-таки ляжет спать, но вместо этого он встал, подошел к моей кровати и сел на край. Я задышал еще глубже, как будто крепко сплю.

Гордей мягко потряс меня за плечо, и я с должной театральностью раскрыл глаза и сонно повернулся к нему.

– Я решил уйти из дома, – шепотом сообщил мне брат.

– Опять?

– Да. Только теперь без тебя. И всерьез.

– Навсегда?

– Навсегда.

Мне стало тревожно. Стараясь унять неистовое сердцебиение, я сел.

– А куда?

– Не могу сказать куда. Но я не вернусь.

– Почему?

– Я не хочу быть священником и… жениться тоже не хочу.

– Ты не пойдешь завтра в школу? – глупо спросил я.

– Я пойду, но для виду. На самом деле я выйду и не вернусь.

Все эти «навсегда», «насовсем», «не вернусь» вызывали у меня какой-то леденящий ужас.

– Ты оставишь мне новый адрес?

– Я сам не знаю, где окажусь.

– Но потом дашь знать, куда поехал?

– Конечно, – ответил он тоном, каким обычно успокаивают маленьких детей. – Ты же мой брат.

Я слегка отодвинулся от него. Сказал:

– Я твоя сестра.

Гордей слегка удивился:

– Да? Мне казалось, что тебе нравилось быть Васей… Я даже решил оставить тебе свою одежду.

– Оставляй, – охотно согласился я. – Мне нравится твоя одежда. И мне нравится быть Васей, но… – Я нервно облизнул губы, стараясь подобрать слова: – Мне нравится, потому что это не я. Я никогда не хотел быть собой… Но нельзя же вечно быть не собой, да?

Гордей кивнул:

– Это точно. – Подумав, он спросил: – Я тебя запутал?

Я покачал головой:

– Нет, не ты. Другие люди.

– Другие люди… – тихо повторил Гордей, кивая так, словно он что-то понял. Затем, будто бы опомнившись, он сказал: – Ладно, ты ложись, спи. Мы еще увидимся утром.

Я кивнул, но не лег.

– Спи, – строго повторил брат.

Я откинулся на подушку, а Гордей до подбородка натянул на меня одеяло и поцеловал в лоб. А потом, помешкав, сделал то, чего я меньше всего от него ожидал, – перекрестил. Всерьез, без издевок и шуток, обычно ему свойственных.

И этот жест, так сильно контрастирующий с моим братом, заставил меня разреветься. Я вцепился в его руку, прижался мокрой щекой к ладони и начал повторять:

– Не уходи! Не уходи, пожалуйста!..

– Я не могу…

– Останься! – горячо шептал я.

Гордей наклонился к моей постели, опустил голову рядом с моей на подушку и лег на краешек.

– Я полежу с тобой, хочешь?

Я с жаром закивал, прижимая его руку к себе еще сильней. Мне вспомнилось, как мы засыпали рядом, когда были маленькие, – такое случалось, если ссорились родители. Они кричали друга на друга в соседней комнате, и мы прятались от этого крика под одеялом. Гордею было семь, а мне – четыре, и он умел читать, а я – нет. Он брал с полки вторую часть «Гарри Поттера» (единственную, что у нас была) и читал ее вслух, пока я не усну.

Я почему-то совсем забыл об этом.

Гордей ушел

Утро первого сентября было обычным: хрустящие накрахмаленные рубашки с твердыми воротничками, мой сарафан, китель Гордея, козий сыр на столе – типичное начало школьного дня.

Перед родителями Гордей ничем не выдавал своих намерений, сонно смотрел в кружку с чаем, вяло огрызался («Горик, доешь колбасу» – «Вечером доем»). Я один знал, что вечером его не будет.