Девочки (дневник матери)

Откуда у нее такие сведения? Это мне непонятно.

3 февраля 49.

Саша легла в кровать. Смотрит на меня:

— Спи, — говорю я.

— Необходимо поцеловать, — отвечает Саша.

8 февраля 49.

Галя задает Саше уроки: писать буквы, цифры. Саша очень любит это занятие. Но вот Галя поехала на Сретенку.

— Как же я буду без уроков? — огорчается Саша.

— Я могу задать тебе, потом сегодня придет к нам Анна Ивановна, она учительница, она тоже может тебя поучить.

— Нет, я хочу, чтобы Галя. Вы добрые, и ты, и Анна Ивановна. Вы обе за каждую закорючку можете поставить 5+, а Галя строгая.

— Я тоже могу быть строгой.

— Все равно, Галя строжее.

Мне это нравится. То, что ей не нужны поблажки.

9 февраля 49.

Саша:

— Лена, ты веришь в бога?

Лена:

— Верю.

Саша:

— Ну а как ты веришь?

Лена:

— А так, просто: сижу и верю.

* * *

Галя задала Саше урок. Саша сидит, корпит, выводит буквы и цифры. Вздыхая, приговаривает: «Ах, эти восьмерки меня просто в гроб вгонят, они меня прямо доконают, так трудно их писать!»

* * *

Саша пишет Шуре открытку:

— В слове «здравствуй» — одно «р» или два? Сначала мне не хотелось писать, а теперь знаешь как стало приятно? Это, наверное, потому, что я его люблю. А как мне подписаться: «Саша»? Или: «Твоя дочка». Нет, я знаю, я подпишусь: «Твоя младшая дочка», чтоб он не подумал, что это Галя.

* * *

Саша:

— Мама, я тебя раз спросила: «Что такое любовь»? А ты сказала: «Это когда готов всё для человека сделать». Вот так любовь!

— Что, мало?

— Конечно, мало! Любовь, это когда ходишь за человеком хвостиком и как только он свободен, начинаешь с ним разговаривать. Вот как я с тетей Аней.

* * *

Сашу с каждым днем все больше угнетает ее смуглота. Купаясь, она просит Анну Федоровну: «Тетя Аня, три меня посильнее. Может, черная кожа сойдет, а под ней — белая, хорошая. Ах, зачем родители возили меня рожать в Ташкент! Неужели им нравятся такие черные дети? Если бы ты знала, как мне хочется быть беленькой, хорошенькой!»

15 февраля 49.

Шура Саше:

— У тебя ручки совсем холодные, а ручки и ножки должны быть теплые.

Саша:

— У меня не ручки и ножки, а руки и ноги! (Со злостью).

* * *

Проработав подряд восемь часов, я говорю:

— Я, кажется, обалдеваю…

Услышав это, Саша идет к Шуре и сообщает ему доверительным шепотом:

— Мама совсем обалдела.

— От тебя? — спрашивает Шура.

— Вовсе нет, — отвечает Саша с обидой, — от работы от своей.

19 февраля 49.

Саша:

— А почему кошки рожают без помощи кота? Кошкам что, муж не нужен?

23 февраля 49.

— Саша, ты в который раз читаешь эту книгу?

— В стотый.

И правда: закончив книгу, она тут же, без всякой передышки, открывает первую страницу и начинает читать снова. Иногда просит: «Найди мне место, где к Зое приезжает ее отец». Или: «Найди место, где рассказывается, как Зое подарили куклу», — и с упоением перечитывает такие избранные места. А книжка-то плохая-преплохая. («Школа в лесу». Сладкая, розовая. Как говорит Корней Иванович — мармеладная.)

6 марта 49.

У Сашки кончилось воспаление среднего уха. Началось оно в конце февраля. Каждый год и, примерно, в одно и то же время.

8 марта 49.

Девочки преподнесли мне шоколад, Анне Федоровне — письмо и цветы.

Саша:

— Мы были в шестях магазинах… Нет, в шестерых магазинах…

* * *

Галя:

— Мама, ну пожалуйста: ребеночка или собачку, ну прошу тебя, знаешь, как я буду их любить!..

* * *

Саша:

— Тетя Аня, ты русская?

— Русская.

— А кто я?

— Ты еврейка.

Саша (удивленно):

— Разве я еврейка?

— Кто же ты?

— Я узбечка, а Галя — москвичка. Папа тоже москвич. Если бы он был еврей, он знал бы еврейский язык, а он его не знает.

Я:

— А ты разве знаешь узбекский язык?

— Нет, не знаю.

— Какая же ты узбечка?

Саша (после некоторого раздумья):

— Да, пожалуй, я тоже москвичка, как Галя.

21 марта 49.

Если, читая, Саша доходит до страшного или печального места, она садится рядом со мной и берет меня за руку. По ее пальцам я могу судить обо всем, что происходит в книге: если пожатие становится крепче, дела героя плохи. Если пожатие ослабевает, дела героя идут на лад. Если Саша просто оставляет мою руку — книга кончилась хорошо. Если она переползает ко мне на колени и вздыхает, значит, развязка печальная.

* * *

Саша:

— Мама, подхожу я к этой бутылке из-под вина, заглядываю в горлышко: ничего нет. А мне так хочется, хоть капельку. Тогда я беру эту большую таблицу умножения, свертываю в трубку и говорю сквозь нее бутылке: «Вино, вино, налейся! Вино, вино, налейся!» И вдруг вижу: там появилось несколько капелек вина. Я их выпила и думаю: значит, эта трубка волшебная? Надо проверить. Как же это сделать? Смотрю я на обложку этой книги — она зеленая. Беру трубку и говорю очень вежливо: «Обложка, обложка, покройся розами и тюльпанами, ромашками и незабудками!» Несколько раз повторила, но обложка как была зеленая, так и осталась. Что бы это значило? Волшебная у меня трубка или не волшебная?

22 марта 49.

Я читаю Саше греческие мифы. О Зевсе она отозвалась так:

— У, черт! Из-за какой-то одной искорки так разозлился?

Сегодня она сказала мне: