Саша долгое время звала меня «Милочка». Сегодня она сказала:
— Послушай-ка, что я надумала: я буду звать тебя «Людмилочка» — это значит «мила людям», ведь тебя же твои знакомые любят?
Саша:
— Ох, мама, у тебя лицо сердитое… Когда у тебя лицо сердитое, мне сразу так скучно становится…
Саша:
— И еще я Суворова, знаешь, за что не очень люблю? За то, что он часто нападал первый. Правда, в книжке это не очень понятно сказано, но я все-таки догадалась, что он нападал первый.
Я прочитала ей «Батрачку» Шевченко. Слез было!
— Зачем, зачем ты мне читаешь книги с таким плохим концом?!
Галя:
— Мама, вот послушай из «Швамбрании»: «Когда в нашей квартире засорялась уборная, замок буфета ущемлял ключ или надо было двинуть пианино и поправить электричество, Аннушку посылали вниз, где жил рабочий железнодорожного депо, просить, чтоб “кто-нибудь” пришел. Кто-нибудь приходил, и вещи смирялись перед ним.
Саша:
—
Она же:
— На этом платье нет кармана, а я
Галя:
— Откуда у тебя такие словечки: «типичная», «погибаю»?
Саша:
— Как откуда? Из книг, конечно.
Саша:
— Мама, вот я читаю про Володю Дубинина. У него был отец, молодой довольно, и там сказано, что он жил в 35-м году, а потом говорится, что он жил еще в 19-м веку.
— Не в 19-м веке, а в 19-м году.
— А я думала, что это одно и то же.
Саша:
— Мама, мне наш физкультурник не нравится. Он повышает голос и очень грубо кричит, вот так: «Р-рав-няйсь! Ста-но-вись!» Мне это не нравится.
— Дурочка, так ведь это команда. Разве можно командовать тихо?
— Не тихо, конечно, но зачем же грубо? Можно так: равняйсь! Становись! (Эти слова Саша произносит ласкательным, почти просительным голосом.) Нет, он мне не нравится, и у меня с ним вражда. Он говорит, что я плохо играю в «солнышко» и в «птички».
Саша:
— Тетя Аня говорит, что мы все как цветки: я еще маленькая, Галя только начинает цвести, ты, мама, цветешь, а она, тетя Аня, отцветает. Это значит, что Галя молоденькая, ты не совсем молоденькая, а тетя Аня совсем не молоденькая.
Скучно узнать, что ты «не совсем молоденькая».
Прощаясь с Лидией Корнеевной, Саша узнает, что Лидия Корнеевна идет в милицию.
— Привет милиционеру! — говорит любезная Саша.
Школа ей нравится с каждым днем больше. Но пишет она с кляксами. А обложка тетрадки уже в каких-то жирных пятнах.
Встает она с трудом, хотя и ложится рано — между 8 и 9 ч. Сегодня пояснила мне:
— Я читала в одной книжке, что надо развивать волю. И когда утром мне очень не хочется вставать, я вспоминаю, что надо развивать волю, и раз-два! — быстро встаю.
Саша:
— Мама, почему бы тебе не выйти замуж за дядю Сеню? Переженитесь: ты выходи за дядю Сеню, а папа пусть женится на тете Ляле. Мне дядя Сеня очень нравится, он закаленный, и на даче ходил босиком.
Саша:
— Мама, мы с тобой дружим?
— По-моему, дружим. А ты как думаешь?
— Я тоже думаю, что дружим. Но я захотела проверить.
Саша:
— Мама, давай играть — кто кого ласковей назовет: я тебя или ты меня.
Саша:
— Для девочек я знаю много ласковых слов: ласточка, солнышко, звездочка и еще много. А для мальчиков я знаю только одно ласковое имя: орёл.
Шура с Сашей пришли в Союз писателей. Саша смотрит на скульптуру Венеры и говорит:
— Зачем тут стоит голая женщина?
— Это богиня, — отвечает Шура, полагая, что вопрос исчерпан.
— А разве у богини бывает пупок?
И верно: откуда бы у Афродиты пупок, если она возникла из морской пены?!
Шура:
— Саша, принеси мне воды, но только, пожалуйста, не урони чашку, не разбей графин и не ударься головой о подоконник.
Саша:
— Я непременно уроню чашку, разобью графин и расколочу себе голову о подоконник.
Но воду приносит.
Елена Евгеньевна подарила Саше шапочку. Встретившись с ней, Саша сказала:
— Ваш беретик мне ужасно
Саша:
— Мама, почему тебя так долго не было? Я прямо исстрадалась за это время.
Саша:
— Мама, почему папа так много шутит?
Помолчав:
— И почему он иногда так много сердится? И так часто мерит мне температуру?
Я пришла за Сашей в школу.
— Можно, к нам в гости пойдет Света Копейкина? Я ее пригласила, — говорит Саша.
Света Копейкина стояла тут же и обратного хода у меня не было. Мы пошли домой. За всеми девочками приходили мамы, а за Светой никто не пришел. И тогда она сказала: