Девочки, к вам пришел ваш мальчик (сборник)

Фем. Если честно, то у меня ближе тебя никого. (Би разворачивается обнять Фем, но та увертывается.) К сожалению. Родня – это на случай как раз таких обстоятельств, типа больницы, оторванной головы. Во всех остальных моментах лучше бы этого не было.

Би. Да, семья существует на случай бедствий. Друзья плечо не подставят.

Фем. Да подставят, только несовпадение крови, вот в чем вопрос.

Би. Кто бы тебе плечо подставил, кроме матери?

Фем. Да нашлись бы, если временно.

Би. А какому умнику пришло в голову ставить тебя на лестнице последней? Падлы!

Фем. Нет, замыкающим шел Сашка, он меня и поднял на поверхность раньше, чем других. Вызвал спасателей. Я ему обязана жизнью…

Би(затыкая уши). Не хочу, не хочу слушать! (Поет.) Мечтам и годам нет возврата, ах нет возврата, не обновлю души моей. Я вас люблю любовью брата! Любовью брата! (Замолкает.)

Фем(спокойно). Спас меня. Любовью брата, а может быть, еще нежней. Но зачем меня привезли в эту клинику, вот вопрос.

Би. У тебя ноги болели, да?

Фем. Жутко.

Би. Значит, позвоночник работал. То есть ты бы ходила. Если бы попала в другую клинику… Но, понимаешь, попал к зубным – лечат зубы, к хирургам – режут. К терапевтам – будут беседовать и анализы брать. А вот попал в клинику пересадки органов – пересадят тебе все, как на огороде.

Фем. А почему я сюда попала?

Би. Когда я приехала сюда, мне сообщили, что ты всё. Умираешь. И только по счастливой случайности тебя спасли, потому что им срочно нужна была молодая голова… И через год она им уже оказалась не нужна, и тогда я… (Фем затыкает уши)…спасла тебя еще раз, то есть подставила свое плечо.

Фем. Год в подвале… среди этих… Коля Биба, Олька Кузя, Ленька Грех, Юрка Бух, Рустам Хамчик. Сунут в рот ложку каши. Запить дать забудут, вишу в пространстве с засохшим ртом. Но они шутили со мной все время. Я улыбалась. Смеяться нечем было, смеется человек мускулами горла и грудной клетки. Они говорили: эксперимент по чистому разуму. По свободному духу. Полное отсутствие половых инстинктов. Я хотела сказать: нет!!! Я люблю и надеюсь!!!

Би. Я люблю тебя. Я приходила и обтирала тебе рот и глазки ваткой, чистила тебе зубы. Давала попить. Висит такое дитя, открыв пересохший ротик. (Плачет.) Ты хочешь пить? Мое родненькое дитя.

Фем. Как только ты приходила, они тут же сбегали. У них в моем подвале был такой клуб. Они выпивали, курили. Мне давали. Юра, Ленька и Биба были влюблены в Ольку. Олька вышла замуж за Павла. Павлик был влюблен в Наталью. Вот и все дела. Как Павлик гладил Наталью по голове! У Рустамчика была Лариска.

Би. И по всем местам гладил, наверно?

Фем. Господи боже, ну что у тебя за душа.

Би. Это не душа, это банальный опыт жизни. От головы они быстро переходят ниже.

Фем. Как Олька мучилась. Она любила Павлика, Павлик любил Наталью, у Натальи был какой-то роман с сыном ее одной подруги. Лариска жила с Онегиным, он давал деньги, которые она тратила на Рустамчика. Онегин Хаджиев, поэт-песенник. У них странные имена бывают.

Би. Ничего не понятно. Это не жизнь, так, забавы. А вот у дочери Рублевых отрезали ногу выше колена, двое маленьких детей у колена матери, у единственного колена. Тамара Михайловна скончалась от воспаления легких, а лечили ее от позвоночника, оставила сыночка беспомощного, пятидесяти трех лет. Подтирала его до самой кончины.

Фем. Я висела и слушала, висела и слушала. Так переживала за Ольку, больше делать было нечего.

Би. Я же тебе принесла маленький телевизор!

Фем. Да, они его включат, а сами разговаривают, а мне ничего не слышно. Они меня не стеснялись…

Би. Сказала бы, я бы им врезала…

Фем. Я же молчала год. Только «да» и «нет» глазами. И некому было меня спросить. Ты все сама без конца рассказывала.

Би. Ты меня прости, но у меня было впечатление, что мы с тобой так хорошо всегда разговариваем! Я шла к тебе, прямо летела, к моей дорогой.

Фем. Да, потому что я молчала. Ты мне даже пела. Я так мучилась! Мне было стыдно!

Би. Все домашние члены семьи певцов ненавидят, когда они занимаются вокалом. Все страдают от этого, обе стороны. Когда у члена семьи талант, другие его не признают. Да, враги человеку ближние его. А скрипачу как приходится? А трубачам? Флейтистам? Их гонят! Меня гонят.

Фем. Да, ты пела. Все смеялись и уходили. Они потом между собой говорили: «Корова».

Би. Ах вот оно что! Когда я тебя взяла на плечо и ты получила руку, ты тут же свернула себе затычки для ушей! Одной рукой и губами, а? Чтобы меня не слышать, да?! И я принципиально не стала тебе помогать!

Фем. А почему ты дала мне левую-то руку?

Би. Я же главная, вообще скажи спасибо, что ты управляешь одной хоть рукой. Колин мог все управление дать мне.

Фем. Я не могу теперь писать.