Девочки, кто с нами?

— Таких, как Володька, не перевоспитаешь. Настоящий хулиган. Говорят, в прошлом году его судили за драку. Чуть освободится — и пошел с гармошкой по степи шататься, орет во все горло, отдыхать не дает. И Воронов хорош! Знаем, как ты за него пашешь, а он к жинке в поселок бежит или спит…

Лучше бы Волька раскричалась, как всегда. Нет, встала, побледнела, говорит спокойно, лишь глаза цыганские от гнева посверкивают. Конечно, с орденоносцем работать интереснее и легче. И грамота обеспечена, и деньгами не обидят! Но лично она приехала сюда не за премиями и благодарностями. И людей в беде не оставит — кто к ним пойдет в такое горячее время. И лакировки ей не нужны! А Володьку пусть тоже не задевают! Чтобы человека узнать, надо «пуд соли с ним съесть»! А Воронов… Он жену свою крепко любит, беспокоится. Вот любовь и зовет его в поселок!.. И чтобы она, Волька, больше не слышала таких разговоров, иначе рассорится со всеми насмерть…

Прошло еще несколько дней, и опять навалилась на Вольку неприятность. Случилось так. Получили девчата аванс и в выходной день решили добежать до поселка — посмотреть, не завезли ли в магазин свежих помидоров или чесноку. Очень скучали об овощах! Заодно и на почту собирались заглянуть. Написали коллективное письмо Волькиным родителям, чтобы не волновались, решили сдать заказным.

Входят в магазинчик, а там полным-полно женщин. Увидели девушек, зашептались. Одна пухленькая, быстроглазая двинулась на них, уперла руки в бока и спрашивает:

— А ну, которая из вас тут Волька?

Люся ответила, что Волька в поле. Оказывается, какая-то старуха наплела, будто Волька бегает за Вороновым. Сама слышала, как тракторист говорил директору совхоза, что, мол, такую нельзя выпускать из рук. Оставить на целине надо, замуж выдать. Он и сам, мол, не прочь такую жинку иметь… Ну, жена и поверила бабке.

Слушают девушки, как распекают подругу, от возмущения растерялись, слова не могут выговорить. Волька?! Это Волька, которая и на пар-ней-то не смотрит, попала в такую беду. Но как докажешь правоту, если женщина и слушать ничего не хочет. Хорошо еще, Люся опомнилась. Отвела молодушку к окну, спрашивает: каким видом спорта ее муж занимается, имеет ли мировой рекорд, может быть, он знаменитый вратарь или лыжник? Та опешила от таких вопросов и говорит, что Сашка Воронов ее муж, и самый обыкновенный тракторист.

— Тогда можете быть спокойны, — веско заверила Люся. — Наша Волька на самых обыкновенных и не смотрит. Ей подавай мировое имя. Да к тому же ваш муж и тракторист-то не важнецкий. Волька не уважает его. А что она на поле круглые сутки торчит и трактор за вашего мужа водит, вы сами виноваты. Волька знает, как он вас любит, и отпускает его в поселок. Насчет Вольки можете не волноваться, у нее дисциплина спортивная!

Успокоилась молодушка, заулыбалась, вздохнула облегченно.

Не хотелось девушкам расстраивать Вольку — решили обо всем умолчать. Пусть сама узнает, может, уйдет с беспокойного агрегата. Конечно, Волька узнала обо всем. Заявилась с загонки раньше обычного, вошла в палатку и опустилась тут же у входа. Хмурая, осунувшаяся, в глазах слезы застыли. Никогда и никто не видел, чтобы Волька плакала, а тут…

— Девочки, что же это такое? — спросила она почти шепотом.

Люся опустилась рядом с ней, обняла ее, точно маленькую, по кудрям гладит, уговаривает:

— Как не совестно! Слушать всякие сплетни! Мы ведь знаем тебя!

— Я не об этом! Обидно очень. Ведь так старалась, работала. А тут такого наговорили.

Сняла Люсины руки со своих плеч, поднялась и, ни на кого не глядя, вышла из палатки.

Почти с час ее не было. Лида забеспокоилась. Мало ли чего могла натворить Волька со своим характером? Пошли разыскивать. Только со стана вышли, видят, бригадир пылит на мотоцикле со стороны загонов. Кричит что-то, рукой машет.

Подкатил, дергает себя за ус, помаргивает виновато и просит кого-нибудь поработать на Волькином агрегате. Может быть, и местом с ней придется поменяться: наверняка после такой обиды не захочет вернуться обратно. Только вот с ребятами как быть? Бунт подняли! Грозятся бросить работу, если Вольку заменят… Воронов на чем свет костит какую-то бабку, заодно и себя ругает.

На загонку послали Люсю, а поменяться с Вольной местами отказались. Знали, как она старалась, сколько вложила сил, чтобы вывести агрегат из прорыва, видели, как радовалась даже самому маленькому успеху. Не хотели прийти на готовенькое. Вот если сама пожелает, дело иное…

Вольку разыскали далеко в степи. Она лежала у курганчика, уткнувшись лицом в жесткий шелестящий ковыль. Здесь же метался Пинцет. Кажется, он все понимал — был сердит, разрывал передними лапами бурый солончак, рвал зубами неподатливые травы.

— Ну, скаженная! Ты чего выдумала? Чего ты, — сказал дядя Паша по-необычному тепло и нагнулся над Вольной, потрепал ее по плечу. — Перестань, говорю. Слышишь?.. Переведем на другое место.