Девочки с блестящим будущим

– А теперь – моя очередь. Слушай же, какие невзгоды и лишения обрушились на меня из-за твоей паскудной мальчишеской выходки.

Марен метнула на Чейза разящий, как молния, взгляд. Чейз скукожился. «Получай, – подумала Марен, не отводя от него пылающих глаз, заставляя его пригибаться все ниже и ниже. – Сейчас ты узнаешь, что такое страдание. Узнаешь, каково это – просыпаться среди ночи и в отчаянии, словно тебя похоронили заживо, ловить ртом воздух. Сейчас ты узнаешь, какие муки я из-за тебя претерпела. В какое страшное месиво ты превратил мою жизнь».

Она тяжело вздохнула и сделала первые робкие шаги на пути к освобождению.

– Знай же, – хрипло начала она, – ты не только похитил мою невинность, ты разворотил мне все внутренности. Я лечилась потом целый месяц. Целый месяц поход в туалет превращался для меня в невыносимую пытку. Мне казалось, я сочусь кислотой. Каждый шаг давался мне с неимоверным трудом. Меня будто поджаривали на медленном огне. И всякий раз, морщась от боли или сгибаясь от рези в животе, я возвращалась в прошлое – в то самое отвратительное прошлое, когда очнулась на поле для гольфа, совершенно потерянная, вывалянная в песке и измазанная кровью, и никак не могла понять, что же произошло.

Следующим утром родители отвезли меня в Индианский университет. Все лето я, можно сказать, спала в обнимку с каталогом университетских курсов, планируя свою жизнь на четыре года вперед. Я мечтала присоединиться к женскому клубу и пройти отбор в команду по чирлидингу. Я не могла дождаться начала лекций по литературе. Но ты все это украл. За пару минут. Я была так удручена, приехав в университет, что заперлась в комнате и выходила оттуда, только чтобы поесть. Когда родители приехали за мной на День благодарения, они меня не узнали – меня чудовищно разнесло. Тот день стал моим последним днем в университете. Правда, я об этом пока не догадывалась. Мать мгновенно сообразила, что я беременна. Она знала, что меня изнасиловали, но не верила в это. Считала, я сама напросилась.

Марен замолчала. Подошедший официант наполнил ее бокал вином. Марен пригубила вино и отрешенно продолжила:

– Мои не в меру набожные родители не допускали и мысли об аборте. К тому же я была на четвертом месяце, и ни одна клиника в Индиане не взялась бы за операцию. А теперь представьте, каково это, в возрасте Винни, – Марен быстро глянула на дочь, – в неполных восемнадцать лет, узнать, что забеременела от насильника и теперь должна полгода носить под сердцем его ребенка, чтобы в конце концов дать ему жизнь. Причем, кто отец ребенка, тебе неизвестно – ты ведь ничего не помнишь. Как тебе такое, Наоми, а? Представила? А теперь представь, что через десять лет то же произойдет с твоей маленькой дочуркой!

Перегнувшись через стол, Марен сощуренными глазами наблюдала за Чейзом и его женой. Лица их вытянулись. Исказились от ужаса. Превосходно.

– Мои родители чуть не умерли от стыда – ах, ах, как же им теперь смотреть в глаза своим приятелям из клуба и друзьям-прихожанам! И тогда они отвезли меня в гнусный приют для незамужних матерей под названием «Величайший дар». Туда принимали симпатичных белых девушек типа меня. Им бесплатно предоставляли «роскошные», – Марен ядовито хмыкнула, – апартаменты и медицинский уход. Когда девушки разрешались от бремени, их детей забирали и отдавали на усыновление. Если девушка желала сохранить дитя, ей выставляли огромный счет за услуги.

И тут возникла одна сложность: я так полюбила Винни, что не смогла бы расстаться с ней ни за какие блага мира. Я решила спасти ее от этих вероломных лицемеров и сбежала. На восьмом месяце беременности. Почти в чем мать родила. Без денег. Все, что у меня было, – это сбережения за работу спасателем и нянькой. Слава богу, я догадалась прихватить их в тот день, когда родители засунули меня в эту преисподнюю. Я ушла из приюта глубокой ночью, автостопом добралась до города, купила билет на автобус и уехала на запад, в Лос-Анджелес, где и родила Винни. Я, по наивности, думала, что родители смягчатся, увидев внучку, но я ошибалась. После моего побега администрация приюта выкатила им счет на сто тысяч долларов. Во столько они оценили мое четырехмесячное пребывание. Родители рассвирепели и отреклись от меня, но можно ли их в этом винить? Я не только обманула их ожидания, но и вела себя, по их мнению, как распоследняя шлюха.