Девочки Талера (СИ)

Когда вернется Тимур, надо сказать, чтобы привез врача. Малышка днем капризничала, а вечером я снова еле ее уложила. Иду в душ, чтобы не бегать вниз. Правда, больше никаких полотенец и кроватей Талерова.

Беру с собой махровый халат, в нем будет удобно подремать в кресле. Если Полька не проснется, уйду к себе. Тимур должен прилететь завтра, а сегодня я могу еще позволить себе такую вольность.

Сквозь шум воды слышу детский плач, быстро смываю гель, выхожу из-за душевого ограждения и застываю как соляной столб. У двери в ванную стоит Тимур, уперевшись рукой в косяк.

Кажется, на мне вспыхивают даже капли. Прикрываю рукой, что можно прикрыть. Тимур смотрит, а я чувствую на себе его ладони, которые гладят, ласкают, сжимают. Наверное, на моем лице все написано, потому что он делает шаг вперед.

Отступаю, вжимаюсь спиной в холодный кафель. Этот взгляд действует на меня по-прежнему гипнотически, но я не должна поддаваться. Нельзя, чтобы он решил, будто я мечтаю вернуться в его постель. Я все помню, обслуге там не место.

— Тимур, — голос звучит сипло, и я прокашливаюсь — дай мне, пожалуйста, полотенце. Оно висит за тобой.

Смотрю ему прямо в глаза, как будто самое нормальное и правильное — стоять перед ним, когда из одежды только капли воды. Он на миг закрывает глаза — тоже, наверное, хочет избавиться от наваждения — и снимает с держателя полотенце.

Но тут снова плачет малышка, грудь тяжелеет, и Тим замирает с полотенцем в руках. Подходит ко мне, протягивает руку и снимает пальцем выступившую каплю молока.

От его прикосновения пронзает насквозь, пальцы ног поджимаются, в голове шумит. Тим сверлит меня взглядом, подносит палец к губам и слизывает белую каплю. Не сводит с меня глаз, темных, как самая непроглядная ночь, и говорит немного растерянно:

— Сладкое.

Выхватываю из его рук полотенце, заворачиваюсь и быстро выхожу из ванной.

* * *

С колотящимся сердцем прохожу в детскую. Перед глазами лицо Тимура — жадный взгляд, лихорадочные пятна на скулах, в глазах космос. Кадык дергается, когда он сглатывает, и меня тоже ведет.

Но я ни за что этого не покажу. Руки дрожат, но я стараюсь дышать ровно, не выдавая своего волнения. Беру халат, который оставила на кресле, надеваю, затягиваю пояс и подхожу к кроватке.

Качаю Полинку, поправляю соску. Если она будет плакать дальше, возьму на руки, но девочка успокаивается и засыпает.

Все время чувствую на себе прожигающий взгляд Тимура и мысленно благодарю небо за то, что он не вернулся в тот вечер, когда я уснула в его спальне.

Скажу честно, я была уверена в том, что Тимур потребует секс за право быть рядом с дочерью. Не потому, что он меня хочет, а для того, чтобы указать мое место и ударить как можно больнее.

Я морально готовилась, и, если бы он поставил условие обслуживать его в постели, согласилась бы. Но только в качестве резиновой игрушки из секс-шопа, не более. Или из чего там их делают. Никаких эмоций, никаких чувств, просто терпеть. И я знаю, что у меня получилось бы.

Однако Тимур оказался лучше, чем я себе представляла, или я больше не привлекаю его как женщина. Меня это очень устраивает. Но сейчас он так явно горит желанием, что мне страшно.

Мое тело реагирует совсем не так, как я планировала. И если Тим это поймет, я сгорю от стыда прямо здесь, у него на глазах.

Поэтому делаю несколько глубоких вдохов, поправляю пояс на халате и разворачиваюсь к Тиму. Он стоит под стенкой, сложив руки на груди, и буравит меня взглядом. Очень надеюсь, что мой голос не будет дрожать, и говорю как можно спокойнее:

— Тимур, прости, пожалуйста, я ждала, что ты вернешься завтра. Полинка третью ночь очень плохо спит, и я принимала душ здесь, чтобы не оставлять ее надолго. Больше это не повторится. Но ты тоже не должен прикасаться ко мне. Я твой сотрудник, у нас в договоре не прописаны такого рода отношения.

Поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза. Хочется сбежать, но я будто прирастаю к полу. Тим закусывает губу с такой силой, что на ней проступает капля крови. Его грудь вздымается, как будто изнутри что-то рвется. Руки сжаты в кулаки, вены выступают на напряженных каменных мышцах.

— Что с ней? — выдавливает он наконец, и я мысленно выдыхаю. Вслух все так же спокойно отвечаю:

— Позвони завтра доктору, пускай она ее осмотрит. Температуры нет, мне кажется, у малышки что-то болит. Она плохо ест, и даже на улице просыпается.

— Хорошо, — кивает Тимур и отталкивается от стены. Идет к себе в комнату, но на пороге оборачивается.

— Ника… — он осекается, а потом продолжает сиплым голосом: — Ты можешь принимать душ там, где тебе удобно, и… Извини, что я не сдержался, я не должен был к тебе прикасаться. Ты абсолютно права, больше этого не повторится.

Дверь за ним закрывается, я падаю в кресло, будто из меня выжали все соки. Хочется спуститься вниз в кухню, сделать чай, но сил нет даже чтобы пошевелиться. Сворачиваюсь калачиком на кресле — если Полька не будет просыпаться, уйду к себе.