Девственная любовница

В течение вечера маман ездила в Париж за ещё одним новым слугой. Папа предложил мне вместе с ним прогулять собак, однако я отказался, сославшись на боль в щиколотках. Я не обманывал его, ноги у меня и в самом деле ныли, хотя и не так сильно, как я хотел это представить. Он попросил меня в таком случае посидеть на скамейке в саду и позвал дочь из киоска, где она работала со своими помощницами, чтобы та составила мне компанию, пока его не будет. В доме не осталось никого, кроме Лили, её работниц и меня. Лили показала мне кончик ленты, выглядывавший из заднего кармашка её платья: она прикрепила ленточку к волосам на левой стороне лобка и вывела вокруг бедра через разрез в нижней юбке. Она сидела рядом, и я то и дело дергал за ленточку, отчего Лили морщилась, говорила, что я делаю ей больно, и украдкой целовала, внимательно следя за тем, чтобы никто из девушек её не заметил. Я сказал, будто не верю тому, что она и в самом деле закрепила ленту там, где хотелось мне, и, просунув руку в отверстие, добрался на ощупь до узелка, удостоверившись в точности выполнения моего желания и слегка пощекотав бороздку. Я сказал Лили, что она плохо её привязала и что в следующий раз лента должна выпускаться из-за ремешка или пояса. Она ответила, что так тоже можно сделать.

Я сообщил ей о том, что мой лечащий врач отправляет меня в Лямалу на процедуры, которые продлятся двадцать один день, чтобы избавить таким образом мой организм от остатков недуга, все ещё дававшего о себе знать. Я с трудом мог передвигаться и сжимать пальцы, однако затянувшаяся болезнь не повлияла на мою мужскую энергию.

Она договорилась о встрече со мной 5-го августа в два часа дня, и я, как обычно, рассказал ей о том, что намереваюсь с ней сделать. При мне будет маленькая плеточка, так что, получив несколько ударов ею, Лили, вне сомнений, чтобы избежать дальнейших наказаний, сделается очень покладистой и не будет мне противоречить; со временем мне таким образом удастся сломить барьеры её стыдливости, которые, как я с готовностью допускал, были простительны и естественны.

Я проинформировал её и о том, что собираюсь покрыть поцелуями каждый уголок её тела, которое ей придется самым непристойным образом выставить напоказ перед моим похотливым взглядом; я даже просуну язык между щечками её попки и велю ей сделать то же и со мной.

– Да, дорогой! А что ещё… расскажите мне?

Я научил Лили брать мои пальцы в рот, облизывать их и сосать, а потом проделал это с её пальчиками.

– Гастон обычно целовал мне руки, – сказала она.

– Но он ведь не прикасался к твоим губам?

– Никогда! – беззастенчиво выпалила она. – Вы первый мужчина, который коснулся моих губ своими.

Она забыла, что уже рассказывала мне о том, как "бэби" учил её голубиным поцелуям.

После этого наше уединение вновь нарушалось до тех пор, пока Лили перед самым ужином не вышла набрать зелени к салату. Я следовал за ней по пятам и увидел роковую нить, выпавшую из платья и теперь волочившуюся по земле между её ног. Я шепотом сообщил об этом Лили; маман и папа были поблизости, за столом, поскольку ужинали мы на открытом воздухе. Девушка смутилась, неловко повернулась, сама наступила на ленточку, и неожиданный рывок заставил её подпрыгнуть от боли.

Когда ужин закончился, отчим в сопровождении Лилиан окольной дорогой повел меня к станции, чтобы ещё немного прогулять собак, и мы разговорились о работе девушки в качестве шляпницы.

– Полагаю, – сказал я, – что при составлении счетов вы иногда накидываете по несколько франков, если заказчица заведомо не отличается сообразительностью?

– Никогда, – ответила Лили. – Я не стану обманывать представительниц моего же слабого пола. Грабить мужчин, это я ещё понимаю, но только не женщин.

Я навсегда запомнил это её неосторожное заявление.