Девственная селедка

Иваныч побледнел. Потом кивнул, зайду, мол. А тот и говорит:

— Пошли сейчас, отдам тебе письмо и вся недолга.

— Ладно, — кивнул Иваныч, мой муж, мы только вчера утром расписались. Он усадил меня в чахлом скверике на лавку, а сам ушел с тем типом.

А меня всю трясло от страха, я ведь поняла, что это какой-то местный кагебешник, наверное. Письмо из Германии, как оно сюда попало? Короче, от страха я ничего не соображала. Так прошло полчаса, сорок минут, я уже умирала… Но тут он появился.

— Что, Иваныч? — кинулась я к нему.

— Ничего страшного. Все объясню, только потом. А то опоздаем на автобус.

И только когда мы уже собрались лететь в Москву и ждали вылета, он рассказал мне, что тот тип неплохо к нему и раньше относился. А тут сказал:

— Георгий Иваныч, времена, конечно, поменялись, но кто знает, надолго ли. У тебя женка молоденькая, красавица, похоже, дитенка ожидает, так вот тебе мой совет: уезжайте, вас в Германию зовут, и сейчас скорее всего выпустят, начнешь там новую жизнь, ты ж, как это, этнический немец…

— Да какой я к чертям немец!

— Зря отказываешься. Ты ж классный инженер, мостовик, там себе работу найдешь, а тут… Ну, может, прорабом устроишься, только ты слишком честный, а это всем мешать будет, а мосты, Георгий Иваныч, сам знаешь, стратегические объекты, кто ж тебя, бывшего зэка, да еще политического, да с родней в Германии, мосты строить возьмет? Оно, конечно, может, все и по-другому сложится, но ты уж не молоденький, пока то, сё, а жена девочка совсем… Мой тебе совет — уезжать надо. Пока дверку не заперли.

— А почему, Анатолий Сергеевич, вы мне все это говорите?

— Да потому что уважаю тебя, ты мужик настоящий, кремень, а это в наше время штучный товар. А я… я ведь тоже инженером был, в органы по путевке комсомола попал и уж выдраться не сумел… И я тоже вроде ссыльного… Раньше в Свердловске работал, да ошибку допустил, вот меня и отправили в эту глушь… Словом, не обо мне речь. А ты, если не уедешь, под первый же заворот гайки можешь обратно загреметь. Девчонку жалко будет.

Я слушала с замиранием сердца.

— Иваныч, что ты решил?

— Ты поедешь со мной?

— С тобой? Хоть на край света.

— Тогда попробуем выехать. Действительно, что нам терять, кроме своих цепей?

— А ты немецкий-то хоть знаешь?

— Знаю. И тебя с завтрашнего дня буду учить.

— Ой, Иваныч, а как же институт?

— Там пойдешь учиться. Освоишь язык и пойдешь. Какие твои годы! А мне и вправду здесь по специальности работать не дадут.

— А там что, сразу дадут?

— Сразу не сразу, но хоть шанс такой есть.

— А ты небось отстал уж за эти годы?

— Обижаешь. Меня как из лагеря выпустили, я сразу стал наверстывать… И кое-какие свои соображения имеются. Там на них может быть спрос, а тут не пробить… Сейчас ведь все будет рушиться, до созидания еще не скоро дойдет, а я уж не мальчик…

Я чувствовала, что он загорелся этой идеей. Хотя мне было страшно ехать в чужую страну…

— Лали, подумай…

Он впервые назвал меня этим красивым новым именем, словно обозначая начало новой жизни.

— Подумай, мы с тобой увидим мир… Скажи, ты мечтала когда-нибудь попасть, скажем, в Париж или в Лондон?

— Даже и мечтать не смела…

— К маме своей сможешь съездить…

— А ты думаешь, я знаю, где мама?

— Разыщем, не проблема! Ты подумай, рожать будешь в Германии.

— Я б и тут родила… Ой, Иваныч, нет, нет, мы поедем, куда скажешь, как захочешь, так и будет. Я жить без тебя не смогу, Иваныч, миленький!

Ах, как же весело мы жили два с лишним месяца до отъезда! Все время хохотали, хотя иногда казалось, что из этой затеи ничего не выйдет. Однажды, когда Иваныч бегал по всем этим делам — на работу он так и не пошел и мы распродавали все, что только возможно, просто, чтобы не помереть с голоду, в дверь вдруг позвонили. На пороге стояла какая-то женщина в очках, маленькая, худенькая, словно высохшая.

— Добрый день, Георгий Браун тут живет?

— Да. Вы кто?

— Я? Это неважно. Он дома?

— Нет. И будет только вечером.

— А вы кто?

— Я его жена, — с гордостью ответила я.

— Жена? Не может быть!

— Очень даже может быть. Но вы-то кто и зачем вам мой муж?

— Мне надо с ним поговорить…

— Так позвонили бы по телефону.

— Это не телефонный разговор.

— Тогда не знаю…

— А вы что, уже ребенка ждете? — она показала на мой живот. В последнюю неделю он вдруг стал здорово заметен.

— Ждем!

— Послушайте, я не знаю, как вас зовут…

— Может, вы первая назоветесь, а то глупо как-то, разговариваем через порог…

— Хорошо. Будем знакомы. Меня зовут Зинаида.

— Очень приятно. А меня Лали.

— Лали?

— Да.

— Вы грузинка?

— Нет, я Евлалия.

— Евлалия? Разве сейчас бывают такие имена? Что-то из Островского.

— Послушайте, Зинаида, вы может, войдете?

— Зачем? Нет. Я все поняла. Я пойду.

— А что передать Георгию Ивановичу?

— Ничего. Уже ничего не нужно.

Я пожала плечами. Она ушла.

Странная какая… Наверное, из его прежней компании. Диссидентка… И небось влюблена в Иваныча. Мне казалось, все женщины должны в него влюбляться. Правда, Женька, когда его увидела, покрутила пальцем у виска.

— Евка, ты часом не рехнулась?