На прошлой неделе мне в лагерь принесли двух необычных пациентов — птенцов. Их мать убили в лесу охотники-непальцы. Птенцов спас Дава — тибетец, собиравший хворост. Вид этого высокого, неуклюжего, внешне сурового парня с двумя крошечными существами, завернутыми в грязную тряпку, приятно удивил меня. Дава беспокоился, что птенцы не желали клевать пшеницу. Чем же их кормить? Я посоветовала наловить насекомых, и Дава, осторожно положив своих подопечных в карман чубы[46], торопливо отправился в энтомологическую экспедицию вместо того, чтобы строить себе навес. К моему удивлению, птенцы выжили и весело прыгают вокруг палатки Давы, забавляя его трехлетнего сына.
Я уже почувствовала, что муссон имеет свою отрицательную сторону — ночью появились целые полчища насекомых. В ставнях непальцы делают небольшие квадратные отверстия для вентиляции. Через них в комнату налетает невообразимое количество насекомых, привлеченных светом лампы. Сейчас все, что лежит на столе, буквально кишит этими созданиями. Я даже бросила писать и насчитала восемнадцать их разновидностей — от огромных щеголеватых мотыльков, ярко-зеленых кузнечиков длиной в два дюйма и красновато-коричневых рогатых жуков до комаров и крылатых муравьев…
Глава 5
ТИБЕТЦЫ В ПУТИ
Чтобы закончить навесы, нам недоставало еще около полутораста бамбуковых циновок, но в долине мы уже скупили все, что возможно. Сегодня я узнала, что, наверное, кое-что удастся приобрести в Сиклисе, деревне, расположенной в двух днях ходьбы отсюда. Поэтому я поручила Чимбе отправиться завтра на рассвете с двадцатью пятью тибетцами и принести столько циновок, сколько удастся добыть.
Я ожидала, что он обрадуется даже столь короткому походу, поскольку, как и у большинства тибетцев, у него врожденная страсть к бродяжничеству и торговле, но, как ни странно, Чимба не выказал особого желания идти в Сиклис. Когда я потребовала объяснений, он заявил, что и в лучшие-то времена дорога туда очень трудна, а сейчас, когда вода в реках поднялась, просто опасна. Аргумент вроде бы серьезный — однако он меня не убедил. Я продолжала настаивать, и Чимба признался, что не исключены неприятности в Сиклисе, где частое появление вооруженных кхампа[47] вызвало недовольство местных жителей, и теперь они вряд ли захотят торговать с нами.
Тут я сообразила, что у меня появилась редкая возможность совместить приятное с полезным: сопровождая тибетцев в качестве миротворца, впервые попутешествовать по горам. Чимба тотчас согласился организовать экспедицию с моим участием, так что завтра в шесть утра мы отправляемся в поход.
Сегодня я обнаружила, что за последние двадцать четыре часа река поднялась на пять футов, превратив спокойную заводь в пенистый водоворот. Я осторожно вошла в воду, избегая стремнины, цепляясь за скалу. Вода стремительно перекатывалась через меня. Я вышла на берег, намылилась с головы до ног и вновь погрузилась, чтобы ополоснуться. Тем временем вода быстро прибывала. Мыло я оставила на небольшом выступе в скале, поднимающейся из воды. За те несколько мгновений, пока я ополаскивалась и одевалась, кусок мыла унесло потоком, а выступ полностью скрылся под водой.
Топрунг — довольно подходящее название для деревушки, прилепившейся у вершины горы высотой в шесть тысяч футов, возвышающейся над глубокой и узкой долиной, ведь по-английски оно звучит как «Верхняя ступенька». Впрочем, я записала это название на слух.
Из-за проливного дождя нам не удалось выйти спозаранку. В семь часов утра мы наконец покинули лагерь и двинулись в приятную серую прохладу. Потом снова была задержка, вызванная исчезновением нескольких человек. Оказывается, они отправились в «Аннапурну» улаживать свои дела, связанные со сделками, которые эти люди надеялись провернуть в Сиклисе; словом, когда мы пересекли взлетную полосу, было почти восемь часов.