Девственная земля

Судя по карте Непала, Сиклис расположен к северу от Покхары, но из-за непроходимой местности мы вынуждены были сначала прошагать более пяти миль на юг по дну долины, прежде чем повернуть на восток и пройти две мили вверх по широкому ее ответвлению. Здесь протекала довольно капризная река, которую нам часто приходилось пересекать вброд. Несмотря на быстрое течение, это не составляло особого труда, поскольку уровень воды не поднимался выше бедра, а дно было каменистым. Хотя долина и имеет в ширину полмили, она не возделывается, так как является не чем иным, как пересохшим руслом реки, которое в сезон дождей полностью затапливается. Каменистая поверхность долины не понравилась босоногим тибетцам: многие из них гордо выступили в поход в огромных альпинистских ботинках, приобретенных у различных экспедиций, но вскоре эти символы престижа перекочевали с ног на плечи. И теперь вид такого количества босых ног на столь жестких камнях вызывал во мне почти физическую боль. Я пыталась настоять, чтобы они хоть на время одели ботинки, но эта идея была категорически отвергнута. В результате в течение следующих полутора часов мы двигались очень медленно.

По обе стороны долины поднимались крутые лесистые холмы, и время от времени мы наталкивались на поросшие травой пригорки, на которых под присмотром худеньких любопытных ребятишек паслось несколько черных коров. Небо уже почти освободилось от облаков, стало припекать, поэтому я часто входила в реку, даже не сняв рубашки и брюк, что было весьма разумно, но вызывало безудержное веселье среди тибетцев. То, что никто из нас никогда не был в Сиклисе, придавало походу оттенок приключения. Вчера весь вечер Чимба искал кого-нибудь из местных, кто мог бы указать нам правильно дорогу, и подолгу расспрашивал их. Как известно, непальцы обычно не слишком точны в описании маршрута, поэтому Чимба даже не скрывал, что не знает, в каком направлении идти дальше.

Пройдя долину, мы в четвертый раз перешли реку, а затем двинулись по одному из ее притоков вверх по крутому ответвлению долины, которая в этом месте возделывалась, а дальше переходила в узкое ущелье. У слияния рек стояли три добротных дома гурунгов, все обитатели которых, от мала до велика, в поте лица трудились на залитых водой полях, вспахивая их на волах, готовясь к посадке риса.

На меня такая гармония природы и человека действует удивительно успокаивающе. В течение долгих жарких дней, предшествующих сезону дождей, работать почти невозможно, и люди наслаждаются бездельем. Затем внезапно приходят дожди и буквально за ночь ландшафт совершенно меняется, а темп жизни резко ускоряется. Здесь человек, чтобы выжить, должен точно согласовывать свои действия с природой; этот естественный жесткий календарь не хуже, чем ритм промышленности, где люди трудятся в ноябре с такой же монотонностью, что и в мае, до одержимости убежденные в своих личных «правах», однако неспособные ощутить себя частью целого.

Все острее ощущается в нашей жизни грозящая человечеству опасность искусственной изоляции от природы, когда упоение технической изобретательностью заменяет древнее инстинктивное осознание связей с остальным мирозданием. Однако, даже если бы существовала возможность вернуться назад, любое подобного рода отрицание положительных сторон цивилизации было бы куда более пагубным, чем нынешнее неразборчивое приятие ее и светлых, и темных сторон.

^{Над бурным потоком}

Я замешкалась — наблюдала за тем, как пахали землю, и теперь, спеша догнать остальных, пыталась представить невообразимое: какой будет жизнь в 2065 году. Очевидно, самое большее, на что можно рассчитывать, — это постепенное перерастание сегодняшнего юношеского преклонения перед человеческим могуществом в новое, осмысленное осознание необходимости верить во что-то большее.

Рисовые поля лежали по одну сторону реки, но я совсем запуталась и уже не знала, на каком берегу — северном, южном, восточном или западном нахожусь. Единственная тропинка вела вдоль насыпи узкого канала, переполненного дождевой водой. Мы двигались гуськом по мягкой глине, и то один, то другой неудачник проваливался по колено в жидкую грязь; и крестьяне, и животные были с головы до ног покрыты плотной темной жижей. Для мужчин, чья одежда состояла из набедренной повязки, это, может, и не так страшно, но женщины в своих широких юбках очень страдали.

На наших мужчинах — потертые брюки или шорты (свои чуба они берегут для праздничных случаев), на женщинах — традиционные тибетские наряды, от которых они еще не отказались. Тем не менее шестеро из девяти девушек носят несшитые юбки, часто встречающиеся в районе Долпа, которых ни я, ни Кэй ни разу не видели на тибетках в Индии. На первый взгляд одеяние кажется похожим на платье до щиколоток, на самом же деле это нечто вроде довольно свободных штанов, не стесняющих движения при ходьбе по горам.