Девственники в хаки

Лежа на полу и касаясь пальцами отполированного приклада винтовки, Бригг вдруг почувствовал себя уверенным и сильным. В конце концов, сражаться с бунтовщиками на городских улицах было, несомненно, значительно легче, чем воевать с партизанами в непролазных джунглях или отражать атаки другой армии. Остальные, как ему казалось, думали так же. Опасность все еще представлялась им достаточно далекой, лишенной реальности, и хотя Лонтри уже мог похвастаться самым настоящим ранением, это не пугало их, а наоборот заставляло чувствовать какой-то внутренний жар, словно все они, наконец-то, побывали в настоящем деле.

Когда их подняли по тревоге. Бригг как раз корпел над письмом к Джоан. Он всегда старался ответить на полученные от нее весточки в тот же день. Но теперь кроме Джоан у него были еще Филиппа и Люси. Три девушки как будто ждали его в трех разных комнатах, и по большому счету все они действительно принадлежали ему – по-разному, быть может, но все-таки, все трое были его девушками. Думая об этом, Бригг ощущал себя бывалым, понюхавшим пороха солдатом, который спокойно идет в пекло и делает свое дело. Он уже решил, что допишет письмо здесь, под трибунами, во время короткой передышки перед боем, и тогда каждая строчка в его послании будет дышать настоящей, а не выдуманной героикой.

Таскер коротал время, пересказывая приключение с засадой, в которую они попали во время собачьей облавы. Большинство уже слышали это захватывающее повествование и знали его почти наизусть, но все равно собрались в кружок вокруг рассказчика; здесь, в полутьме под трибунами, где в скудном свете лица и фигуры были едва различимы, эта история звучала по-новому и вполне заслуживала того, чтобы быть рассказанной и выслушанной еще раз. И в этом не было ничего удивительного, ведь повести и легенды о великих сражениях уместнее звучат на передовой, а воины во все времена готовы были слушать о походах и победах.

Впрочем, финал этой истории был, скорее, комичным. Сразу после возвращения с охоты, товарищи отнесли Лонтри на носилках в гарнизонный медпункт, но офицер медслужбы снова запил по случаю тропической жары, и им стоило огромного труда убедить его, что рядовой такой-то действительно ранен самой настоящей пулей, а не порезался во время бритья.

Отряд пенглинцев просидел под трибунами «Золотого Мира» почти два часа, прежде чем начали происходить хоть какие-то события. Вытянувшись на бетоне и подложив под головы вещмешки, они пребывали в спокойной готовности, когда громкая и частая барабанная дробь ударила по оштукатуренным стенам и по крыше. В тревоге они повскакали с мест, но это оказался всего-навсего дождь.

Еще через час в проеме входной двери показалось несколько темных фигур с длинным ящиком на плечах. Бригг и еще несколько человек, первыми заметившие пришельцев, вскочили, замирая от сладкого ужаса, так как им показалось, что они видят гроб, однако это оказались всего-навсего связисты-сигнальщики с каким-то оборудованием. Расположившись в дальнем углу под ареной и вскипятив чай, они наладили свою станцию и принялись передавать сообщения и приказы, отчего прифронтовая атмосфера в просторном полутемном помещении сгустилась до предела.

Все время, пока солдаты из Пенглина оставались в Сингапуре, сержант Дрисколл не переставал твердить о ржавых гвоздях. Эти два слова он бормотал себе под нос, часто вставлял в разговоре, а иногда выкрикивал во весь голос. Он смеялся над этим словосочетанием, довольно фыркал и улыбался, не упуская ни одного случая употребить полюбившееся ему выражение. «Синклер, Брук и прочие ржавые гвозди…», – ворчал он, глядя, как упомянутые личности, шаркая башмаками, бредут по замусоренному бетонному полу. Иногда он с брезгливой миной замечал, что завтрак по вкусу напоминает ржавые гвозди, или жаловался, что в его почте полным-полно ржавых гвоздей. Дрисколл явно считал, что это самая лучшая в мире шутка, но его подчиненные начинали подозревать, что сержант просто симулирует помешательство в надежде добиться досрочного возвращения на родину.

На третьи сутки после объявления военного положения десять пенглинцев, двигавшиеся колонной по два по пустынной улочке в районе китайских прачечных, случайно свернули за угол и, выйдя на Серангунское шоссе, столкнулись лицом к лицу с толпой самых настоящих мятежников.

Бригг сразу почувствовал себя так скверно, словно у него в животе разверзлись неведомые хляби и пошел дождь. Их патруль состоял всего из двух секций, одну из которых возглавлял сержант Любезноу, а другую – капрал Брук, тот самый Брук, который страдал психологическими «затыками» и напоминал издалека зубочистку в очках.