Девственницы-самоубийцы

К этому времени мы и сами прибыли на бал со своими спутницами и теперь танцевали словно бы с манекенами: наши взгляды, устремленные поверх их присборенных рукавов, неизменно утыкались в сестер Лисбон. Мы видели, как они вошли, нетвердо держась на высоких каблуках. Широко распахнутыми глазами они обвели спортзал и затем, посовещавшись меж собой, оставили кавалеров в сторонке, чтобы предпринять первый из семи походов в уборную. Когда сестры появились в дверях, Хопи Риггс как раз ополаскивала руки. «Сразу было видно, что они стесняются своих нарядов, — рассказывала она. — Вслух ничего не сказали, но я-то не слепая. В тот вечер на мне было платье с бархатным лифом и юбкой из тафты. Я и сейчас еще могу в него влезть». Только Мэри и Бонни собирались воспользоваться кабинками; Люкс и Тереза просто составили им компанию. Люкс на мгновение задержалась у зеркала, убеждаясь в собственной красоте, а Тереза вообще старалась не смотреть в эту сторону.

— Тут нет бумаги, — донесся из кабинки голос Мэри. — Подкиньте немного.

Люкс оторвала с десяток листков в автомате с туалетной бумагой и перебросила через дверцу.

— Снег пошел, — протянула Мэри.

«Они разговаривали очень громко, — поведала нам Хопи Риггс. — Вели себя так, словно сами устроили этот праздник в собственном доме, но Тереза все же помогла мне снять со спины приставшую к платью соринку». Когда мы спросили, обсуждали ли сестры Лисбон своих кавалеров в конфиденциальной обстановке женской уборной, Хопи ответила: «Мэри заявила, что счастлива уже потому, что ее парень не кажется полным дегенератом. В общем, и все, наверное. Не думаю, что мальчишки заботили их и вполовину настолько же сильно, как собственное появление на танцах.

Я и сама испытывала то же, ведь я пришла туда с козявкой Тимом Картером».

Когда девушки выплыли из уборной, танцплощадка была уже заполнена, и по всему спортзалу прохаживались парочки. Кевин Хед пригласил Терезу потанцевать, и вскоре они пропали в суматохе. «Боже мой, я был тогда так молод, — вспоминал Кевин спустя годы, — так напуган. И она тоже. Я взял ее за руку, и мы оба не знали, что делать дальше. Переплести пальцы или не стоит. В итоге переплели. Это я помню лучше всего остального. Ее пальцы».

Парки Дентон помнит тщательно выверенные движения Мэри, ее осанку. «В нашем танце вела она, — признался Парки. — И сжимала в кулаке скомканную в шарик гигиеническую салфетку». Во время танца Мэри поддерживала вежливую беседу: совсем как в старых фильмах, где молодые красавицы непременно разговаривают, вальсируя с графами. Она держала себя очень скромно, подражая Одри Хепберн,[24] которую обожали все женщины поголовно и вовсе не замечали мужчины. Казалось, она повторяет в уме фигуры, которые их ногам предстояло выписать на досках пола, и, не выпуская из сознания образ идеальной танцующей пары, всячески стремится не посрамить его. «Ее лицо оставалось совершенно спокойным, но внутри она была напряжена, — вспоминал Парки. — Мускулы спины натянулись, будто струны».

Когда заиграло что-то ритмичное, Мэри танцевала заметно хуже. «Словно старики на свадьбах, которые вдруг решают вспомнить молодость».

Люкс и Трип пока не танцевали, а прогуливались по спортплощадке в поисках уединенного местечка. Бонни пошла за ними. «Поэтому я тоже двинулся вслед, — рассказывал Джо Хилл Кон-ли. — Она старательно делала вид, будто просто идет, куда вздумается, но уголком глаза непременно следила за перемещениями Люкс». Они прошли толпу танцующих насквозь, помедлили немного под украшенной баскетбольной корзиной и наконец остановились у трибун. Между танцевальными номерами мистер Дарид, декан по работе с учащимися, объявил начало голосования, чтобы выбрать короля и королеву бала, и когда все оглянулись на стеклянный аквариум для бюллетеней, выставленный на стол с сидром, Трип Фон-тейн и Люкс Лисбон незаметно скользнули под трибуны.

Бонни последовала за ними. «Я уж подумал, она боится остаться наедине со мной», — рассказывал Джо Хилл Конли. Хоть Бонни и не пригласила его за собой, он все же последовал ее примеру. Под трибунами свет полосами падал меж рядов скамей, и в этом неверном освещении Джо увидел Трипа Фонтейна, держащего перед лицом Люкс бутылку, чтобы та смогла прочесть надпись на этикетке.

— Тебя видел кто-нибудь? — спросила Люкс у сестры.

— Нет.

— А тебя?

— Нет, — сказал Джо Хилл Конли.

Помолчали. Общее внимание было приковано к бутылке в руке Трипа Фонтейна. Зайчики от зеркал дискотечного шара поблескивали на поверхности стекла, подсвечивая охваченный языками пламени фрукт на этикетке.

«Персиковый ликер, — пояснил Трип Фонтейн спустя много лет, в пустыне, куда удалился, чтобы навсегда распрощаться и с алкоголем, и со всем прочим. — Женщинам такой нравится».