— Который из них? — улыбнулась я. Почти пришла в себя.
— Ты до сих пор не завела себе единственного?
Туманный вопрос. Для меня.
— Не выходит.
— Не из кого выбрать? Или слишком много?
Мы добрались до кухни, миновав укрытую небелёным льном мебель столовой.
— Кури. Я хоть понюхаю.
Борис Соломонович опустился кресло.
Я приоткрыла старое дерево форточки. Никакого пластика. Никогда. Вытащила из кармана рюкзака от Виттона янтарный мундштук. Размяла житан, вставила. Чиркнула колесом Венечкиного подарка. Безотказно. Затянулась.
— Какая вонь! Просто чудо, — втянул дым национальный нос. — Так, как там, с кавалерами?
Адвокат желал знать.
— Миша Берг — мой вечный кавалер, — я смеялась.
Чувствовала себя нормально. Тень Венечки, как будто, стояла рядом. Ухмылялась. Словно, ему тоже интересно. По чьим постелям скачет до сих пор его детка.
— Эти генералы и их отпрыски. Никогда не доверял им. Дерево, оно и есть дерево, — неожиданно выступил старинный друг моего мужа и душеприказчик.
— Даже так? — я искренне удивилась.
— Никогда не было по-другому. Гражданских, интеллигентных, еврейских мальчиков не осталось в Империи? Все удрали в Штаты?
Гандель с видимым удовольствием втягивал в широкие ноздри дым моей сигареты.
— Берг проходит по всем статьям, — я снова засмеялась. Мне было почти хорошо.
— Я вас умоляю, шиксе шейнви голд! — усмехнулся Миша. — Если надорвёте себя и проводите меня в будущую пятницу в одно интересное место, то я покажу вам, как выглядит хороший, красивый мальчик.
— О! Боря, вы имеете планы? — я расслабилась. Мне стало действительно интересно.
— Ещё как имею! — он тоже рассмеялся.
Смотрел на меня добрыми, темными глазами. Вынул коричневую канцелярскую папку с белыми тесемками из буфета. Распоряжения Венечки. Для меня.
Я проводила адвоката до его дома. Который тоже оказался в трёх шагах. Борис Соломонович хотел поцеловать мою руку. Я пожала быстро старые холодноватые пальцы и коснулась губами гладковыбритой щеки.
— Это я запомню. Дорогого стоит, — он кивнул мне с достоинством и скрылся за богато украшенными чугуниной створками исторического подъезда.
Я лёгкой походкой шла к припаркованной в конце улицы машине.
— Кис-кис-кис, — донеслось сбоку.
Две пожилые, прилично одетые женщины кискискали кому-то в узкое окно над асфальтом. Прошла мимо. Рыдание. Остановилась. Оглянулась. Тетки протягивали руки с открытыми пакетиками кошачьего корма в выбитое стекло подвального окошка.
Тут запел телефон. Старая мелодия. Арсен. Ответила, глядя на суету дам у подвала:
— Привет, Арсенчик!
— Лола! Красавица моя, только ты меня понимаешь! Спаси меня. Этот гад ушёл. Оставил мне пистолет с барабаном…
— Револьвер? — я уже не улыбалась.
— Хрен знает, как эта дрянь называется! Клянусь, я выстрелю!
— Ты где, золотце?
Я напряглась. Ладно, если в себя. Тут, хотя бы раз и в глаз. А если в очередного любовника? Сидеть восемь лет голубой задницей на нарах? Что лучше, тот ещё вопрос.
— Я в гребаной «Европейской», — мой друг рыдал громко и глупо.
— Так. Я на соседней линии. Выходи и вали вниз по улице. Ты мне нужен, — приказала я и выключила телефон.
— Что случилось? — обратилась к страдающим возле разбитого стекла подвального окошка пожилым девушкам.
— Там котята. Сегодня канализацию прорвало. Подвал затопило. Никто ничего делать не хочет. Мы МЧС вызывали. Они смеются. Не хотят лезть в дерьмо, спасать котят, — тут снова пришли слезы на мягкие щёки.
Котята едва слышно пищали в черной вони подвала.
Я прикинула размер окна. Неужели придётся лезть? Никто, кроме меня, не просунется в амбразуру низкого отверстия. Никакой МЧС, хоть мылом его намажь.
— Лола! Зае. ись! — громко сказал Арсен, возникая рядом, как черт из табакерки.
Оперся обеими руками о стену дома, чтобы не упасть. Так его штормило.
— Как воняет! Сори, детка, — он неверным шагом добрался до угла.
Его вывернуло наизнанку под чахлый клён, и без того умирающий в дыре асфальтового прямоугольника на тротуаре.
Я снова заглянула в подвал. Арсен сунул туда же проясневшее лицо. Рот и нос зажал ладонью. Котята карабкались по старой скользкой стене. Падали с писком обратно. В теплую, колыхающуюся мягко вонь.
— Придётся лезть, — констатировала я.
— Давай я!
Мой старый друг честно желал совершить подвиг по спасению домашних животных. Его повело вдоль стены. Он сел. Икнул.
— Нет! Вы утоните! — воскликнула одна из дам. Смотрела на моего внезапного помощника с испугом.
— Желаю утонуть в дерьме, — гордо провозгласил Арсен. — Буду первым христианским мучеником голубого цвета!
Мой приятель не унимался. Хотел встать. Получилось наполовину.
— Ты же мусульманин, трепло! — я аккуратно усадила его, на глазах теряющее силы тело у стены дома.
— Ну и что! Думаешь, ему есть разница? — не желал угомоняться Арсен. Ткнул указательным пальцем в небеса.
— Ему, не знаю. Ты заткнись, наконец. Сиди тихо.