Девушка без имени

Он отодвинул столик с опустевшей посудой, и Алита опустилась на диван. Свет маленькой лампы делал девушку похожей на золотую статую: сверкающие мазки шафранной краски разбегались по рыжим волосам, скользили по коже, даже глаза из карих стали медовыми, как старое золото. Лефевр встал на колени перед диваном и сказал:

— Просто вспоминайте все, связанное с его книгами. Хорошо?

Алита кивнула, и Лефевр осторожно протянул к ее виску энергетический канатик из своей головы. На какое-то мгновение его накрыла волна жгучего стыда, словно он собирался сделать что-то очень недостойное, и сияющая голубизна канатика помутнела. Алита закрыла глаза и промолвила:

— Уже можно вспоминать?

— Да, — откликнулся Лефевр. Сознание раздвоилось: он одновременно видел Алиту на диване и себя, склонившегося над ней. Но потом кабинет медленно отодвинулся куда-то во тьму, и Лефевр увидел книгу в мягком переплете и строки, похожие на скопление насекомых.

«…Аврелий всегда считал окружающих чем-то вроде декораций, скоплением неодушевленных предметов. Его искренне поражало, когда декорации вдруг отказывались стоять на месте и заявляли о своих нуждах и желаниях. Им следовало подчиняться, только и всего…»

Маленькая рука резко захлопнула книгу и отложила на тумбочку.

— Как ты можешь это читать? — услышал Лефевр голос Алиты. — Этот Аврелий какой-то псих угашенный.

— Много бы ты понимала в книгах и героях, обезьяна, — в поле зрения появилось холеное лицо светловолосого молодого человека. Лицо было искажено гримасой то ли презрения, то ли, прости Господи, страданий от застарелого геморроя. — Аврелий сверхчеловек. Его никто не понимает и не хочет понять. А он вынужден каждый день быть с такими, как ты.

Картинка медленно погасла. Когда недовольное лицо Никитоса окончательно растаяло, Алита негромко промолвила:

— Я другое вспомню, хорошо?

Она словно просила прощения за то, что не хочет думать о человеке, который ее мучил. Рука Алиты соскользнула с дивана, и горячие пальцы нащупали и сжали ладонь Лефевра: так ребенок, боящийся чудовищ во тьме, хватается за взрослого.

— Вспоминайте, — глухо откликнулся Лефевр и тепло добавил: — Все хорошо, Алита, не бойтесь. Я с вами.

«…девушка лежала на пляже, почти у самой кромки воды. Волны накатывали на берег, и убегали, и накатывали снова; девушка не шевелилась. Мико смотрел на нее, такую неподвижную и холодную, такую мертвую, и больше не чувствовал того желания, которое еще недавно сводило пах сладкой судорогой. Девушка выполнила свое предназначение и стала тем, кем и была всегда, глупой куклой, не более того.

Мико перевел взгляд с обнаженной красавицы на панораму ночного города. Такой же глупый и беззащитный, он лежал перед ним, как на ладони, и Мико мог сделать с ним все, что пожелает. Мог любоваться, мог иметь, мог сжать руку и раздавить. Ощущение собственного могущества снова принесло возбуждение. Тогда Мико наклонился над девушкой и, вынув из кармана сюртука листовку, пригвоздил ее маленьким ножом-когтем к остывающей груди. Он не видел надписи, извещающей о том, что в магазинчике Эрбруко на набережной вы всегда можете попробовать новые сорта мороженого, но прекрасно знал, что она там. Пошлая реклама, такая же гадкая и дрянная, как эта продажная баба и этот лживый город.

Ну ничего. Он еще все исправит. Придется потрудиться, но оно того стоит».

Лефевр буквально выбросил себя из сознания Алиты и несколько минут сидел на ковре, выравнивая дыхание и пытаясь как-то справиться с той бурей, которую вызвал в нем прочитанный отрывок. По лицу струился пот, а руки тряслись; посмотрев на Алиту, лежавшую на диване с закрытыми глазами, Лефевр на какое-то мгновение увидел ее глазами Мико — мертвую, оскверненную, с прибитой к груди листовкой, и ему показалось, что она и в самом деле умерла. Схватив Алиту за плечи, Лефевр несколько раз встряхнул ее и похлопал по щекам; когда девушка открыла глаза, он испытал такое облегчение, словно с плеч свалилась пресловутая гора.

— Что-то случилось? — испуганно спросила Алита. Лефевр попробовал ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла нервной и скомканной.

— Персонаж Винокурова, Мико, — сказал он. — Убийца девушек. Это Мороженщик, он уже два года орудует в столице. И я ищу его.

* * *