– Зато я хорошо знаю тебя. И тебе пора уходить, – проговорил Иван тихо, но твердо. Трудно поверить, как сильно эта женщина влияла на него. До сих пор при звуках ее голоса он вздрагивал и испытывал безотчетную грусть, разочарование, депрессию, сожаление и бесполезность любых усилий – все, с чем за годы их брака неразрывно переплелось и перемешалось слово «любовь». Добрая сотня полотен показывала их ссоры и повернутые прочь спины. Их любовь была как в хороших книгах – болезненной, надрывной, разрушающей. Хорошие книги часто растут на чьих-то могилах.
Картины хорошо раскупали.
– Сигареты есть? – спросила Наталья как ни в чем не бывало. Иван молча протянул ей пачку и помог прикурить.
Они молча тянули дым и смотрели в разные стороны.
– Почему твоя модель расхаживает по дому в моих старых штанах? – Тон обманчиво замаскирован под простое любопытство. Наталья говорила так, словно Ирины и вовсе не было в кухне вместе с ними.
– Они нужны тебе? – завелся Иван. – Я попрошу ее переодеться. Кстати говоря, у меня тут много твоих вещей, надо бы как-нибудь перевезти их к тебе. Я могу их собрать.
– Спешишь избавиться от всего, что напоминает тебе обо мне? – спросила Наталья зло. – Если бы ты мог, то прямо сейчас побежал, собрал бы все и скинул бы мне из окна, как это делают обиженные итальянские жены.
– Это невозможно, – с той же сдавленной злостью ответил Иван. – Я живу на первом этаже. В этом не было бы нужного драматизма.
Они снова замолчали, сверля друг друга взглядами, наполненными прошлым, которое протекало, как дырявая крыша, прямо им на головы.
– Ты не считаешь, что с детьми нужно видеться почаще? – Наталья бросила это как горящий снаряд на крепостную стену, но Иван и бровью не повел.
– Только скажи, когда ты готова мне их дать.
– Это ведь и твой дом тоже.
– Только не говори, что ты или твой любовник будете мне так рады в моем так называемом доме. Что встретите меня хлебом-солью, – фыркнул он.
– Мучное вредно, – ответила она после длинной паузы.
– Чего ты от меня хочешь, Наталья? – спросил Иван. – Тебе неприятно, что у меня кто-то появился? – Он сдавил еще сильнее Иринину ладонь, словно умоляя ее и дальше молчать, сохраняя эту дурацкую маску найденной вчера на улице любовницы, в пику его бывшей жене. Ирина сидела прямая как палка и была близка к тому, чтобы закатить пощечину – все равно кому, ему или его высокомерной жене.
– Никого у тебя не появилось.
– Тебя это больше не касается.
– Ах, да. – Наталья пожала плечами. – Расскажи мне о том, какой плохой женой я была для тебя. Как я не готовила, совсем не интересовалась твоей жизнью, не посыпала тебе все корицей.
– Наташа, уйди, – попросил Иван. – Я… мне нужно работать.
– Работай! А пусть твоя нимфа и мне кофе сварит. В конце концов, мы ж теперь не чужие люди. Мы ж почти семья. Раз уж она сидит тут и слушает, как мы с тобой ругаемся? – все громче говорила Наталья.
– Это неприлично, в конце концов! – прорычал Иван. Наталья устраивала ему сцену, а он ничего, ничего не мог с этим поделать.
– Неприлично? А мне плевать! И на работу твою плевать. Думаешь, я поверю, что ты запирался и часами рисовал каких-то девиц просто потому, что они тебя вдохновляли?
– Хочешь убедить себя в том, что я тебе тоже изменял, – пожалуйста! – крикнул Иван. – Ты вполне можешь сделать это и без меня. Всегда так делала. Зачем же теперь тебе нужно орать у меня в доме?
– Когда-то это был наш дом! – крикнула она.
– Да, Наташа, был. И ты все разрушила, – процедил сквозь зубы Иван. По лицу его бывшей жены пробежала сразу туча эмоций. Отвращение, злость, желание что-то сказать в ответ, сожаление о том, что уже было утеряно безвозвратно. Желание найти какой-то аргумент, продолжить бесконечное выяснение отношений. Интересно, со своим чертовым любовником она тоже так часами припиралась, придиралась к мелочам, упрекала во всех смертных грехах на свете?
– Знаешь, Чемезов, а ведь ты скотина, – сказала она, найдя наконец правильные слова.
Иван кивнул с облегчением.
– Наконец-то ты об этом вспомнила, – улыбнулся он, а затем выпустил из рук Иринины ледяные пальцы и вышел в коридор, открыл входную дверь.
Наталья же не спешила выходить, словно не желая облегчать Ивану задачу. Если уж он решил выгнать ее, то ему придется сделать это по-настоящему. Схватить за руки, выволочь по полу, вытолкав взашей. Наталья знала, что на такое у него кишка тонка. Слишком хорошо воспитан. Он просто тюфяк, слюнтяй.
Но он всегда был – ее тюфяк, ее слюнтяй.
Наталья стояла на кухне и курила. Ирина сидела рядом, на соседнем подоконнике, и смотрела на улицу.
– Между нами ничего нет, – бросила Ирина.
Наталья обернулась и криво улыбнулась:
– Я знаю, дорогуша. Поверь, ты для него – никто.
– Я верю, – холодно кивнула Ирина.
Чемезов стоял за дверью, прислонившись горячим лбом к металлической пряжке дверного крепления. Наталья обожала это – ставить его в невыносимое положение на людях. Катастрофа, ходячая Хиросима. А он еще Ирину в это втянул. Теперь она уйдет – и будет права. Иван-дурак.