Девушка без сердца

— Нет-нет, что ты, — я замотала головой, словно Гордон мог меня увидеть. — Насколько это может послужить доказательством для суда?

— Я бы сказал, процентов на семьдесят, — прикинул Гордон. — Вот подробности: если бы Томас резал руки на месте, крови было бы несколько больше. Это я взял все данные из медицинской карты Таллии и ввел в программу. Учтем ее проблемы с кровью, да? И… знаешь, что мне кажется, уже между нами, не для заключения? Хоть убей, но картина пятен крови сильно смахивает на то, как если бы руки были не ампутированы, а просто перерезаны вены.

— Очень интригующе, — протянула я. Причем я не кривила душой — я действительно удивилась. — У тебя есть версии?

— Нет, — хмыкнул Гордон. — У меня сейчас нет ни версий, ни вообще желания ворочать мозгами. Я поехал домой, и если я тебе завтра нужен вменяемый, раньше двенадцати меня можешь не ждать.

— Ты мне нужен вменяемый и здоровый, — горячо заверила я. — Отдыхай, даже если появишься позже, я тебе это прощу.

— Ну спасибо, — захихикал Гордон в своей манере, — и да, поздравляю с найденными руками. Их сейчас потрошат, будут новости, сразу скинут.

И он отключился.

Брент закончил с трапезой — официант уже успел забрать у него тарелку, — и теперь смотрел неуверенно и настороженно, предполагая, что я его информацией обойду. Но я все равно рассказала о программе, которую Гордон заставил поработать на благо расследования, и лелеяла мысль, что Брент сообразит, почему у Гордона возникли странные, невозможные сомнения.

— Не мог он сначала…

— Исключено, — я была категорична. — Он не мог таскать труп с места на место, мы бы это заметили. Он сделал то, что сделал, и так, как сделал. Отрезал руки, оставим пока этот вопрос… Вырезал сердце. Больше того, Брент: он отрезал руки, убрал их, перед этим разобрав вентиляцию, а после этого собрав ее снова. И только потом он стал вырезать сердце. Или нет. Смотрите… скорее всего, все было так. — Я поспешила, едва не запуталась, начала сначала, прикрыв глаза — так было легче восстановить все в памяти. — Между удушением и расчленением прошло примерно часа полтора. Может, меньше, может, больше. Но Томас сразу после того, как задушил Таллию, отправился готовить место для хранения рук.

— То есть он планировал совершить преступление рано или поздно?

— Возможно, он предполагал, что ему придется так сделать, — осторожно уточнила я. — Но предположения ближе к продуманным планам, вы правы. Томас подготовил вентиляцию, отрезал руки, убрал их, опять вернул этот проклятый химический шкаф в исходное состояние… Брент, а ведь время у него поджимало. — Я отпила кофе. Остывший, но мне было без разницы. — Он принес тело жены в комнату, имитировал ампутацию рук на месте, может быть, даже успел скрыть все следы в ванной. Или оставил это напоследок, но закономерный вопрос: в какой момент он решил вырезать сердце — и зачем? Это ведь имеет смысла не меньше, чем хранение рук в вентиляции, если не учитывать романтическую подоплеку. Это же фарс.

— Точно — сердце не пошло бы на органы. — Вот такого цинизма от Брента я не ждала. — И я согласен, у него было не так уж и много времени. То есть в запасе у него было семь часов минимум, но если брать результат экспертизы — он как будто куда-то спешил.

— Или он ампутировал руки, принес тело Таллии в комнату, затем вырезал сердце, а потом уже стал заниматься шкафом, но все равно это как-то бессмысленно. — Я посмотрела на Брента — поймав его взгляд. Ощущение было странным. — Мы находим все больше и больше улик, а вопросов не становится меньше. Томас знал, что мы запутаемся в поисках ответов.

— Все может быть, — улыбнулся мне Брент. — Как вы смотрите на танец?

Играла ненавязчивая музыка, и в ресторане была танцевальная площадка. Редкость, но место дорогое и пафосное, возможно, дань традициям. Я только что сытно поела, я очень хотела спать, я вообще не любила танцы, считая, что это либо вид спорта, либо доверие к партнеру не меньше, чем еда из одной тарелки. Танец значил, что посторонний будет ко мне прикасаться — не самое приятное, что может быть. Танец — контакт, что-то очень интимное, и я сначала решила, что откажусь. Не потому, что Брент попал в число тех людей, с которыми я решительно не хотела обниматься — сейчас он уже болтался где-то между «он интересный человек» и «он человек не очень приятный». Если отбросить мерзкий характер и рассмотреть его лишь как партнера для секса — нужно быть объективной — он производит нужное впечатление и может вызвать отклик там, где необходимо.

Я была не уверена, что стоит подпускать Брента к себе настолько близко. Пока не вспомнила про наставления доктора Меган.

Брент, быть может, свои странные версии и отбросил, а может, еще вернется к ним, и тогда мне понадобится понимать его снова.

— Давайте, — смилостивилась я. — Только учтите, вам придется соблюдать дистанцию.