Девушка без сердца

— Допустим, вы могли бы выразить свой интерес ко мне как-то иначе, — парировала я. — И да, говорить принято прямо, чтобы это не было расценено как домогательство. Прежде чем оказывать знаки внимания, хорошо бы удостовериться, что другой человек согласен их принимать.

— То есть вы не согласны?

Я догадывалась, что Брент это спросит, ответ у меня уже был готов.

— Мы коллеги против воли не то что нас обоих, тут все против такого сотрудничества, кроме ее величества. И поскольку мы коллеги, сочтем за лучшее оставить романтику в стороне, она никак не поможет делу. Мне с утра звонила Эльвира Таллия…

Брент слушал меня, не перебивая. Я все ждала, когда у него сдадут нервы и он выскажет что-то в своей противной манере, но он сидел, постукивая ладонью по подлокотнику, и нервировал этим меня. Стучать он перестал только тогда, когда я дошла до Джилл и сполна насладилась его растерянностью. Еще бы — когда одну из важнейших улик обнаружил ассистент лаборатории, вообще не имеющий к расследованию отношения. А вторую улику обнаружила я, а третью — Руперт и Стивен…

— И вы считаете, что ректора подставили? — только и спросил Брент, когда я закончила. — Хорошая версия… ее величество она очень устроит. Ее устроит, но не меня.

Мне тоже не нравилась эта версия, но я не собиралась ее опротестовывать без достаточных доказательств. Брент со вздохом пояснил:

— Ректор Томас чего-то боялся. Это версия самого комиссара. У вас есть варианты, что вызвало у него такой страх, капитан? У меня есть.

Глава сороковая

Я хмыкнула. Можно спросить самого Томаса… Только трогать его сейчас очень опасно. Наверное, бейлифы, наученные Рупертом, делают вид, что он спит.

— У вас было столько версий его тайных страхов… Боюсь даже спрашивать, что вы выдумали еще.

Как разобраться в голове этого человека? В состоянии ли он сам себе объяснить, что думает и почему, и не слишком ли непосильную задачу поставила передо мной доктор Меган?..

Я вспомнила про суд и свидетеля, который, по мнению Брента, не врал. Доктор Меган сказала: «Сосед правильно понимал, что это являлось не избиением, а нормальной человеческой реакцией на оскорбление. То есть на измену жены». Так что же Брент считал нормальной человеческой реакцией?

— Мне придется начать с давнего дела, — известил меня Брент. — Эта старуха Меган наверняка вам уже рассказала о нем, она не могла не похвастаться, как обливала помоями человека, который честно признавался во всем Суду.

Это было интересное начало. И, несмотря на то, что меня так и подмывало оборвать Брента и осадить его, рявкнуть, в конце концов, я молчала. Как бы он ни отзывался о докторе Меган, я не сомневалась — она сама бы остановила меня и велела дослушать.

Все же я мрачно посоветовала:

— Доктор Меган заслуживает уважения, Брент. Она ученый с мировым именем, великолепный специалист, автор множества научных работ и работающих способов лечения.

— Бросьте, — протянул Брент с тоскливым выражением лица. — Да, она лечит тех, у кого совсем плохо с крышей, никогда не вдавался в подробности, вам тут как врачу видней. Но когда она говорит о людях с чуть отличной от ее точкой зрения и записывает их в число своих пациентов…

Он замолчал, я ждала. Перебивать его было рискованно. Пусть он скажет, как с его стороны выглядит тот суд, и тогда, возможно, мне многое станет ясней.

— Чтобы вы не плавали в событиях, — заговорил Брент. — Женщина упала с лестницы, сначала считали, что обычный несчастный случай. Оступилась, не удержалась, бывает, потом обнаружили, что у нее на теле куча следов побоев. «Куча» — это выражение трупореза, с которым мне довелось работать. Не ищите в материалах — там он выражался научно. Побои были систематические и длительные, меня это не волновало, я занимался только непреднамеренным убийством. Что подследственный виноват, у меня сомнений не было, я признаю авторитет судебной экспертизы, а по всему выходило, что он жену чуть ли не столкнул. Не в этом дело, мне на его судьбу было плевать совершенно, как и на повод, почему он лупил жену. Из ревности, но согласитесь, это исключительно их проблемы.

Я не удержалась от смешка.

— Брент, вы вообще себя слышите? Вам было плевать, что человек избивал жену?

Временами мне казалось, что общее мнение о Бренте не соответствует истине. Да, он невоспитан, он хам, зануда и нарочно игнорирует все правила поведения, принятые в нашем обществе. Он высокомерен, заносчив, он шовинист и бравирует этим. Но если с ним найти общий язык — все уходит, словно это у него показное, нечто вроде защитной реакции. А временами, вот как сейчас, я начинала думать, что это я слишком плохо знакома с ним, а все остальные, напротив, чересчур хорошо, и никто не обманывается его редкими искренними улыбками. Да и насколько уж искренними, откуда мне знать, где Брент настоящий?

— Капитан, ревность — это то, что неподконтрольно, — снисходительно пояснил Брент. — Это чувство, как холодно или жарко. С этим невозможно справиться. Ревность — необходимая часть любви. Вы же не будете утверждать, что на солнцепеке вам холодно, а в ледяной ванне — жарко?