Девушка без сердца

Я вздохнула. Когда я только получила диплом, любила рассказывать, как оно обстоит все на самом деле, но за столько лет меня это утомило, к тому же редко, но бывало, что мнение науки люди просто не слышали. Брент, как я была уверена, из таких упертых.

— Ревность рассматривается как стремление сохранить значимое для себя благо посредством противоправного действия, — процитировала я. — Первые проявления ревности могут начаться в семье, когда дети считают, что не получают от родителей равноценного внимания. В школе, если соревновательный дух в классе поддерживается неправильно. Поэтому существует масса курсов для родителей, даже в магнете их тьма, они официальные, лицензированные государственными службами, и это я не говорю о том, как готовят учителей и педагогов. В любом случае ревность — реакция приобретенная, у ваших примеров с жарой и холодом совсем другая природа…

Я наблюдала за Брентом. Он скучал и выражал это демонстративно: положил ногу на ногу и нетерпеливо ей покачивал.

— В том, чтобы сохранить любимого человека, преступления нет, — отрезал Брент. — Скажу больше — нет ревности, и так ли тогда важен тот, кто рядом? Если нет разницы, останется он или уйдет?

Я пожала плечами. У человека всегда есть свобода выбора, но нам сейчас ревность была не важна. Из ревности не убивают, тщательно готовясь, это уже патология, а ее у Томаса доктор Меган не нашла. Но я сама случайно толкнула Брента не туда, надо было возвращать его к теме.

— Так вам все равно, почему он убил жену, или нет? — спросила я. — Вы уж определитесь.

— В этом деле мне было все равно, — пробормотал Брент. — Потому что результаты экспертизы шансов уже не давали. — Своевременное замечание. — Неважно. С Меган мы сцепились из-за свидетеля. Она считала, что он ненормальный и что его показания нельзя принимать во внимание.

Доктор Меган говорила мне то же самое. И теми же словами, но мне было ясно как день, что Брент вкладывает в них абсолютно иной смысл.

— Показания психически нездоровых людей Суд действительно не учитывает, — примирительно сказала я. — Они не в состоянии объективно оценивать реальность.

— Он объективно ее оценивал, — Брент даже оскалился — неужели я попала по какому-то его больному месту? — Этот свидетель утверждал, что подсудимый жену никогда не бил. И я считал, что он прав.

«А как же снятые экспертами побои», — хотела съязвить я, но сдержалась. Брент был настроен на откровенность, не стоило его сбивать.

— Он неоднократно слышал точку зрения подсудимого, — объяснил Брент уже немного спокойнее. — Да, он наблюдал регулярно их стычки, но принимал, что они — результат провокации. Например, среди его показаний было такое: подсудимый затаскивал жену в лифт со словами «ты не пойдешь туда строить глазки и чтобы тебя лапали все кому не лень» — речь шла о танцах… Да, иногда подсудимый прикладывал силу, но как иначе, если жена сопротивлялась?

Это было профессионально любопытно, то, что мне рассказывал Брент. Не оправдывая конкретное деяние, он отрицал избиения и рукоприкладство, что согласно законодательству было разными преступлениями. Точнее, он… не считал их преступлениями?

Он же сотрудник полиции — как и я, проскочило у меня в голове, как такое возможно?

Я жалела, что у меня недостаточно знаний в психиатрии.

— Меган не понимала, не хотела понимать, что свидетель не то чтобы оправдывал подсудимого, он его понимал. Вы, кажется, не понимаете, — упрекнул меня Брент с какой-то подозрительной грустью. — Женщине сложно понять мужчину в этом вопросе. В этом нет вашей вины.

— Да почему? — опять вырвалось у меня, и бить себя по губам было поздно. Слово обратно не запихнешь. — Вас беспокоил не человек, которого вы отправили на скамью подсудимых, а вообще какой-то… свидетель. Признали, что его показания как психически нездорового нельзя принимать в интересах процесса, и что? Дело ведь не отправили на доследование?

«Он не был в состоянии оценить то, что подсудимый жену избивает, потому что слышал от мужа совсем другие обоснования. “Ты мне испортила всю жизнь” и тому подобное», — вспомнила я слова доктора Меган. А я в ответ предположила, что сосед воспринимал это как заслуженное наказание.

— Вы, похоже, уверены, что это обычная человеческая реакция на оскорбление. То есть на измену жены, — процитировала я теперь слова доктора Меган, но Брент об этом знать не мог, а значит, заключение доктора медицины могло сойти за мое собственное. — Своего рода эмпатия, которую вы считали нормальной, но которая не понравилась доктору Меган как врачу-психиатру.

Что мне это давало? Руперт тогда правильно перевел мои догадки: Брент случайно наткнулся на верный мотив и сам того не понял. Именно поэтому я сидела здесь напротив раздраженного Брента, а не разыскивала концы в Академии.

Так какой мотив был правильным? Все тот же — провокация? Таллия как-то спровоцировала Томаса, и эта провокация так сильно его задела, что он долгое время упорно, ни на шаг не отступая от поставленной цели, готовил ее убийство.

— Что-то вроде того, — устало кивнул наконец Брент. — Мы с ней расстались врагами.