Девушка и скрипка. Жизнь на расстроенных струнах

Она посоветовала мне сыграть для Чон Кен Хва. Я взяла Гальяно и отправилась в Танбридж-Уэллс. В результате скрипачка пригласила меня принять участие в концерте, который организовывал в Корее ее брат. Я к тому моменту уже выросла из скрипки Гальяно, и она помогла мне одолжить скрипку ⁷/₈ у Чарльза Бира. Мы с мамой впервые вернулись в Корею, с тех пор как уехали оттуда несколько счастливых лет назад. Я пробыла там три недели, и, несмотря на то что увиделась со своими близкими, в этот раз все было по-другому. Я прилетела туда для того, чтобы выступить с концертом, а не просто навестить семью. Дедушка, который приезжал к нам в Лондон и, похоже, единственный, кто связывал меня с Кореей, уже умер. На концерт пришла пара моих дядюшек. Бабушка посмотрела выступление по телевизору. Не сомневаюсь, в тот момент родственники поняли, почему мои родители приняли решение уехать из страны. Но в то же время, когда они увидели меня на сцене, в семье снова вспыхнули разногласия — ведь я не оказала им должного внимания.

Если взглянуть на график, по которому я жила в течение тех трех недель, станет ясно, почему я этого не сделала. Каждый день, начиная с семи утра я давала интервью, а вечером меня ждал концерт. Встретиться с близкими я могла только после всего этого, и это их огорчало. Для них это было проявлением неуважения. У меня и в мыслях такого не было, но таково было корейское мировоззрение, а от него так просто не убежать. Для них семья всегда была на первом месте, несмотря ни на что. Но в перспективе все должно было измениться, как для них, так и для нас. После гастролей мы должны были вернуться в Англию, и там я бы еще глубже нырнула в мир скрипки. А они все равно остались бы в Сеуле, и дальше жили размеренной и правильной корейской жизнью, в то время как я бы все больше и больше взрослела за ее пределами. Нас бы осталось всего четверо. Плюс скрипка.

Словно понимая эту неизбежность, бабушка предложила маме отказаться от идеи со временем выдать меня непременно за корейца. Она понимала, что бессмысленно ожидать именно такого исхода. И все понимали, что этого не произойдет. А если и произойдет, то не по их приказу. И мама, и отец изо всех сил старались показать нашим родным, что мы не перестали быть корейцами, но теперь бабушка сама дала разрешение немного ослабить наши узы. «Не принуждайте себя, ведь мы-то вас не принуждаем, — так она сказала моей маме. — Мы давно поменяли свои взгляды».

Тем временем путешествия стали неотъемлемой частью моей жизни. Ее наполнили самолеты, поезда, чемоданы и расписания. Что с собой взять? Что оставить? Когда мне исполнилось одиннадцать, школа Перселл решила отправить меня в Болонью на Международный музыкальный конкурс имени Моцарта. Все школы отправляли записи с игрой одного из своих учеников на рассмотрение судей, и те принимали решение, будет он участвовать или нет. Конкурс охватывал весь музыкальный спектр — к участию допускались духовые, струнные, медные и ударные инструменты. По ходу конкурса из сотни заявленных участников осталось пятеро. И именно из этой пятерки предстояло выбрать победителя. Как и многие музыканты, я двояко относилась ко всякого рода конкурсам. Да, они важны. Конкурсы — отличная возможность быть замеченным и прыгнуть выше головы. Для выступающего музыканта очень важно выбиться вперед и завладеть сценой, как не менее важно желание и умение сделать это. Это был очень престижный конкурс, приз составлял пятнадцать тысяч фунтов, и финал должны были показать по телевизору.

Мы пробыли в Италии почти целый месяц, но побывали не только в Болонье. Мы путешествовали по городам, давали концерты, всячески рекламировали конкурс и работали изо всех сил, готовясь к финалу. У нас не было ни единой свободной минуты. Приходилось играть для прямого эфира, и такой роскоши, как разогрев перед игрой, нам не предоставляли. Я научилась разогреваться мысленно. А также оставаться сосредоточенной и настроенной на выступление. Так что в ответственный момент я играла на должном уровне. Как и все остальные участники, я приехала со своими родителями, а точнее, с мамой. Несмотря на то что мы были конкурентами, за эти несколько недель мы крепко сдружились. Наверное потому, что играли на разных инструментах. Особенно близко я сошлась с Виктором — обаятельным перкуссионистом и явным фаворитом судей. Этот общительный, милый и открытый мальчик обладал отличным чувством юмора. Я была сдержаннее, но мне было легко с ним. Нам нравилось делиться друг с другом событиями минувшего дня.

Однажды вечером, после очередного долгого дня и выступления на ТВ-шоу, мы с ним пошли гулять в парк — бегали и кидались друг в друга охапками листьев. Мы были детьми, жизнь казалась нам такой полной и такой удивительной. Виктор нашел сосновую шишку — маленькую и еще не открывшуюся — и вложил мне в ладонь. Я взглянула на нее и почувствовала, как по коже побежали мурашки. Той ночью я спала, сжимая эту шишку в руке, а когда проснулась на следующее утро, она уже выглядела иначе. Более открытой. Как и я сама.