Девушка и смерть(СИ)

Потом был длинный низкий коридор, напомнивший мне о городской канализации. Разумеется, я никогда там не была, но полукруглый туннель и выложенный камнем пол с канавкой посредине, по которой тёк неслышный и почти невидимый ручеёк, явно не предназначались для людей. Откуда-то шёл неяркий голубоватый свет, и я никак не могла определить его источник — он отсвечивал то спереди, то сзади, то словно шёл из невидимых щелей на стыке пола и полукруглого потолка. Этого света хватало, чтобы разглядеть дорогу, а также увидеть, что лицо "ангела", как и в моём то ли сне, то ли не сне, скрывает маска.

Ход кончился, приведя нас в самую настоящую пещеру. Именно такими я по описаниям в книгах и представляла пещеры: неровные стены, пол и потолок, топорщащиеся сталактитами и сталагмитами, но не прозрачными, а самыми настоящими, каменными. Колонны в бахроме каменных сосулек, изваянные самой природой фигурки, похожие на оплывающие свечи. И везде — на стенах, на каменных пеньках, на неровных выступах колонн — везде стояли восковые свечи, просто прилепленные основаниями к камню. Все они горели, освещая пещеру ярким, чуть колеблющимся светом, придавая ей вид уютной комнаты. И, может быть, поэтому стоявшая в пещере мебель не казалась чем-то чужеродным. Она лишь предавала законченный вид этому ансамблю.

— Вот здесь я и живу, — подал голос мой спутник. — Добро пожаловать, Анжела.

Выпустив его руку, я прошлась по пещере, разглядывая каменные чудеса. Нишу в стене, всю заполненную тонкими колонками, перемежающимися ещё не успевшими достигнуть пола сосульками. Ряды каменных игл на полу, похожих на неровный гребень. Вырастающий из пола горб с каменным же образованием на вершине, похожим на миниатюрный замок. Колонну, к которой лепилась колонка поменьше, в половину её высоты, а всё вместе отдалённо напоминало изображение старика с посохом. Ещё одно образование, очень похожее на кактус в горшке…

Я оглянулась на хозяина этого места, молча наблюдавшего за мной. Он так и не снял ни маски, ни даже перчаток. Безмолвная тень в чёрном, неподвижная настолько, что, не зная точно, что он здесь, посмотришь и не заметишь. Было в этой неподвижности что-то неестественное.

— А зачем маска? — спросила я.

— Так нужно, — человек наконец шевельнулся и подошёл ко мне. Остановился рядом, глядя на "кактус".

— Как вас зовут? — спохватилась я.

— Леонардо, — он по-прежнему не глядел на меня. Ни полоски кожи не виднелось из-под глухой одежды, высокий воротник скрывал шею, маска опускалась ниже подбородка. Она искажала голос, так что я и теперь не могла сказать о нём ничего определённого. И сама одежда была необычной. Не сюртук или фрак, а кожаная куртка и кожаные штаны, заправленные в сапожки до середины голени. Ничего лишнего, просто одежда, скрывающая тело.

Снова повисло молчание. Похоже, он, как и я, не знал, о чём говорить.

— Вы играете? — я кивнула на орган у одной из стен. Металлические трубы зрительно сливались с каменистыми потёками.

— Да. В последнее время я снова стал сочинять.

— А до этого?

— Вдохновения не было. Да и желания, признаться, тоже. Ты вернула мне и то, и другое, Анжела, и я искренне благодарен тебе за это. Надеюсь, ты простишь мне мой обман. Мне действительно казалось, что так будет лучше.

— Это вы хозяйничаете в Опере под именем Леонардо Файа?

— Я. И почему под именем? Меня действительно так зовут.

— Вы тёзка или…

— Или.

Я поверила ему сразу, и теперь молча смотрела на него, чувствуя, как меня охватывает острое чувство нереальности происходящего. Вот так стоять рядом с давно покойным композитором…

— Но ведь… Он же…

— Мёртв? А я и не говорю, что я жив — в обычном смысле этого слова.

— Но ведь вы не призрак, — пробормотала я.

— Нет, конечно. Я вполне материален, из плоти и… — он чуть запнулся, но всё же закончил, — крови. Да ты и сама могла в этом убедиться. Но вот так, во плоти, меня не видел почти никто.

— Даже Рената Ольдоини?

— Даже она. Это был чисто духовный союз. Впрочем, — добавил он, — иные мне и недоступны.

Я молчала, не зная, что сказать.

— Но я забываю об обязанностях хозяина, — Леонардо сделал приглашающий жест, указав на столик и стоящие рядом стулья. На столике красовалась ваза с фруктами, тарелки с закусками и пирожными и бутылка вина. — Присаживайся, угощайся.

— А вы? — спросила я, заметив, что на столике только один бокал.

— Я не нуждаюсь в пище.

Голод, которого я прежде не чувствовала, тут же снова напомнил о себе, и я не заставила просить себя дважды. Хозяин пристроился напротив, но тактично глядел в сторону, не портя мне аппетита чересчур пристальным вниманием. Так танцевала я с ним, или нет?

— Никогда не слышала, чтобы Леонардо Файа умел так танцевать.

— А я и не умел — при жизни. Научился позже. В том, чтобы не быть живым, есть свои преимущества — тело становиться куда послушнее. Не болит, не устаёт, не жалуется… Правда, и не заживает, так что всё же приходится соблюдать некоторую осторожность.

— Вы расскажете мне о себе?

— Не сейчас. Быть может, позже.

— Ну, тогда… Может быть, вы сыграете? Что-нибудь из сочинённого вами недавно.