Девушка индиго

– Ради бога, Элиза, что такое «японская лакировка»? – наконец произнес отец.

Его вопрос вернул меня к действительности, застав врасплох, и я рассмеялась:

– Это нелепое времяпрепровождение, вошедшее в моду у здешних городских леди. Не удивлюсь, если маменька уже заказала все необходимые инструменты и материалы. – Я со вздохом закатила глаза. – Цель – покрыть предметы мебели толстым слоем черного лака, чтобы они выглядели… – Я замолчала, заметив странное выражение в глазах отца.

– Выглядели по-японски? – докончил он за меня, вскинув кустистую бровь.

Я хихикнула:

– Именно.

– Что ж, – задумчиво кивнул отец, – теперь я понимаю, что времяпрепровождение и правда может быть нелепым. Возможно ли, что по возвращении из Вест-Индии я обнаружу все свое недвижимое имущество под толстым слоем лака?

– О да. Всё, кроме столовых приборов, – прыснула я, и он тоже рассмеялся.

– Да уж, надеюсь, хоть серебро не пострадает. Итак, Элиза. Я не сомневаюсь, что у тебя на уме что-то есть. Можешь не отпираться, тебя ведь ужасно вдохновляет перспектива остаться здесь полновластной хозяйкой и принимать единоличные решения. Ну, что за козыри у тебя в рукаве?

Ох, отец слишком хорошо меня знал…

– У меня на уме только вопросы, сэр. Давайте отправимся в Уаккамо, и всю дорогу я буду вас донимать.

– Уж это ты умеешь, Элиза, – снова рассмеялся он, и его карие глаза сощурились, искрясь весельем и глубочайшей приязнью. – Это ты умеешь!

Послеполуденное путешествие в повозке до переправы у церкви прихода Святого Андрея далось нам нелегко – солнце беспощадно палило, неустанно атакуя нас знойными лучами.

– Полковник Лукас, сэр…

Отец, глубоко погруженный в раздумья и устроившийся в этот раз со мной на сиденье, а не как обычно – на облучке с Квошем, – поднял глаза. Я знала, что ему не дают покоя мысли о скором отбытии в Вест-Индию.

– Неужели обстановка и правда настолько напряженная, что может начаться война с испанцами? – осведомилась я, вспоминая его разговор с маменькой. – Безопасно ли нам оставаться в Каролине? А вы? Вы тоже будете в безопасности?

– Вам определенно будет безопаснее здесь, нежели со мной на Антигуа. Если испанцы одержат над нами верх и разобьют Оглторпа^[3] в устье Саванны, вам надлежит обратиться за советом к Чарльзу Пинкни. Он будет в курсе всех событий и подскажет, можно ли вам остаться на месте.

– А прочие опасности, папенька? Мне не хотелось об этом заговаривать, но все же три особы женского пола будут жить в поместье одни-одинешеньки… Не то чтобы мы не сумели справиться… но не можем же мы обращаться к мистеру Пинкни по каждому поводу.

– Я уже говорил, для Англии такое положение вещей – дело неслыханное. Однако здесь, похоже, женщины более самостоятельны. Что же в этом дурного, Элиза? А Пинкни и его супруга – наши добрые друзья, в том числе для тебя и для твоей матушки. К тому же не кто иной как Пинкни подсказал мне идею назначить тебя моей заместительницей и поручить вести все дела касательно плантаций, вместо того чтобы нанимать управляющего. Пинкни считает, что ты справишься.

Я оторвала наконец взгляд от дороги и воззрилась на отца, гадая, не обманывает ли он меня.

– Это правда, – кивнул он. – И я, разумеется, еще до разговора с ним не сомневался в твоих способностях.

– Я точно знаю, что справлюсь, папенька.

– Тебе придется. Я не смогу выполнить свой долг и продвинуться по службе, находясь здесь. А если учесть, что такой уважаемый человек, как Чарльз Пинкни, не только не возражает, но даже одобряет тебя в роли хозяйки плантаций, я могу быть уверен, что здесь у тебя будет надежный и верный союзник.

Мистер Пинкни, джентльмен с чудесными добрыми глазами и веселым нравом, был ровесником моего отца. Многие считали его красавцем, но я больше всего ценила этого человека за его остроумные комментарии по поводу насущных вопросов современности. Маменьку ироничные реплики мистера Пинкни раздражали, и оттого они оказались мне еще смешнее.

3

Мне пришлось закрыть рот и нос шелковой лентой от шляпы, когда мы шагали вдоль сараев, – до того был крепок запах дегтя. Я внимательно слушала разговор отца со Старратом – приказчиком на плантации Уаккамо. Они обсуждали урожай. Воздух был знойный и влажный, немилосердное солнце обхватывало меня жаркими лучами и крепко сжимало объятия. Исподнее насквозь пропиталось потом.

Старрат мне не нравился. Совсем не нравился.

Одного взгляда на позорный столб, сразу попавшийся мне на глаза еще во время нашего первого визита на участок, хватило, чтобы настроить меня против этого человека. Отец однажды уже просил его убрать столб, но просьба была проигнорирована. Сейчас со столба свисала длинная веревка, один конец ее был закреплен, другой валялся в грязи. От пятен крови на земле и запаха мочи мне сделалось дурно, хотя это был не первый столб для телесных наказаний, виденный мною. И разумеется, я видела на нем людей – несчастные полустояли-полувисели, пока их били кнутом за какой-нибудь незначительный проступок, и по темной коже ярко-алыми ручейками бежала кровь – того же цвета, что и у меня.