Я открыла дверь, прошла по коридору, быстренько поднялась по лестнице и приложила ухо к двери. Его в доме не было, я это чувствовала. Я посмотрела на светящуюся в полутьме коробочку, она приглашала набрать код. Сердце у меня билось быстро-быстро. Мне надо его угадать! Непременно!
Я внимательно осмотрела кнопки с цифрами, маленький прямоугольный экран и решила, что цифр не должно быть больше четырех. Как пин-код на мобильном телефоне. И стала набирать наугад: 0000, 6666, 9999… Потом подумала – четыре цифры могут быть датой. И вспомнила его слова; он как-то сказал: «Наша встреча была самым счастливым днем моей жизни». Мне захотелось попробовать. Нашей встречей он назвал день, когда похитил меня, 28 мая 2005 года. Я не очень надеялась, что получится, но набрала 0528; потом вспомнила, что в Европе сначала пишут день, потом месяц, и набрала по-другому – 2805.
Ничего не получилось.
Не удивительно. У такого психопата лучший день – это когда все принадлежит ему, и никому больше. А что, если он, как маленький мальчик, набирает свой день рождения? И я вспомнила: как-то вечером, через несколько недель после похищения, он появился у меня с тортом «Форе Нуар», черной подошвой с отвратительным кремом. И заставил меня есть до тех пор, пока не затошнило. Потом расстегнул ширинку и потребовал «подарка на день рождения». Пока я стояла на коленях, я увидела на его часах дату – 13 июля. Потом меня снова вытошнило.
Я набрала четыре цифры: 1307 – и нажала решетку. Дверь открылась. Мне показалось, что сердце сейчас выпрыгнет у меня из груди. Я не могла себе поверить. Теперь я оказалась в комнате. В ней было довольно темно, и я двигалась осторожно, не рискуя зажечь свет. Ставни закрыты. Окна заперты. Слышен лишь шум дождя, который стучит по крыше. Я не решалась даже приоткрыть рот. Я понятия не имела, где нахожусь. Считаные разы он позволял мне сделать несколько шагов по огороженной забором лужайке позади дома. Наверняка рядом с этим домом других домов нет. Но где находится этот? В какой части Франции? Возле какого города?
Мне не хватило времени даже для того, чтобы обследовать дом, потому что подъехала машина. Я услышала мотор. Я была удивительно спокойна, хотя прекрасно понимала, что такого везения у меня больше никогда в жизни не будет. Транквилизаторы замедлили мои движения и мысли, но не сделали овощем. По крайней мере, пока. Страх и адреналин уравновесили действие анксиолитиков. Едва войдя, я заметила лампу, тяжелую, из бронзы. Я сняла с нее абажур и оборвала шнур. С этой лампой в руках я стояла в темноте и ждала, услышав, что он приближается. Чувства обострились до крайности. Он почти что бежал, но мотор автомобиля продолжал работать. Почему? Потому что он был в панике. Он, должно быть, вспомнил, что не запер дверь. Я же знала, что он трус. Паникер. Ничтожество.
Дверь открылась. Я больше ничего не боялась. Я так долго ждала этой минуты. Я знала, что могу рассчитывать только на один удар. «Пан или пропал». Ладони у меня вспотели, но я крепко держала на плече лампу. И обрушила ее со всей силы на него, когда он вошел. Я видела все, как в замедленной съемке. Его лицо с удивленным выражением, лампу, которая размозжила ему нос, искаженный в крике боли рот. Он покачнулся и потерял равновесие. Я бросила свое оружие – лампа снова стала неимоверно тяжелой – и переступила через лежащее тело.
2
Я выхожу на улицу.
Ночь, дождь, опьянение. Страх.
Я бегу, в голове ни единой мысли.
Бегу босиком – за все это время у меня не появилось ни тапочек, ни туфель, – в пижамных штанах и выцветшей футболке с длинными рукавами.
Земля. Грязь. Посреди дороги чернеет машина с зажженными фарами. Я имею неосторожность обернуться. Он гонится за мной. Я холодею от ужаса. Открываю дверцу машины, и… Мне показалось, я вечность искала блокировку дверей, но я ее нашла. Пелена дождя заслонила ветровое стекло. Стук. Он барабанит в стекло. Лицо искажено ненавистью, в глазах безумие. Я стараюсь не замечать его. Рассматриваю панель, коробку скоростей. Никогда в жизни я не водила машину, но насколько могу понять сейчас, это автомат. В Нью-Йорке я видела женщин в туфельках от Джимми Чу с каблуками в двенадцать сантиметров и с наманикюренными ногтями, которые садились в «Порше Кайенн» и вели его. Я не тупее их…