Я постарался как можно более коротко изложить Мэй свои последние открытия: покупка Джойс за несколько дней до смерти мобильного телефона, ее знакомство с журналисткой Флоренс Галло, чья квартира находилась в непосредственной близости от места, откуда поступил вызов полиции. Наконец, я изложил ей свою гипотезу о том, что Джойс была убита в доме своих сестер и только потом перенесена в ванную своей квартиры.
Мэй, в прошлом следователь полиции, слушала меня молча, но по мере того как я излагал факты и свои догадки, выражение ее лица менялось. Похоже, я положил ее на обе лопатки.
– Если все, что вы говорите, правда, то мы поторопились с закрытием дела, – признала Мэй, выслушав меня до конца. – Но в то время мы не располагали этими сведениями.
Она прищурилась, словно бы призывая меня в свидетели.
– Коронер признал печально банальную передозировку, несмотря на вызов полиции.
Однако Мэй побледнела, как полотно. Она снова опустила голову, рассматривая разложенные на столе листки.
И тут сработала моя интуиция.
– Скажите, в деле было еще что-то важное? Что-то, что вы не находите в этой папке?
Мэй Су-юн смотрела в окно. Она о чем-то думала. Потом спросила:
– Почему вы заинтересовались этим делом, которое было закрыто десять лет назад?
– Этого я не могу вам сказать.
– В таком случае я не могу вам помочь.
От ярости у меня перехватило горло. Я чуть ли не вплотную приблизил к ее лицу свое и прорычал:
– Вы не просто поможете мне, вы поможете сейчас же! Потому что именно вы десять лет назад облажались! И потому что в противном случае ваши прекрасные рассуждения о справедливости останутся пустыми словами!
3
Испуганная Мэй Су-юн отпрянула и посмотрела на меня как на сумасшедшего. Но лед, по крайней мере, был сломан. Она прикрыла глаза, сидела молча, и я не знал, чего мне ждать. Скорее всего, кинжала из сумочки, который отрежет мне голову. Но я услышал следующее замечание:
– В вашей гипотезе нет предположения, кто мог убить Джойс.
– Именно поэтому я обращаюсь к вам за помощью.
– Кого вы подозреваете? Одну из сестер Джойс?
– Понятия не имею. Но именно поэтому и хочу узнать, было ли что-нибудь существенное в официальном досье.
– Ничего, что можно было бы использовать в зале суда, – уверила она меня.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Я расскажу вам одну историю, мистер Бартелеми. Вы писатель, и она должна вас заинтересовать.
В углу комнаты мигал автомат с напитками. Мэй встала, достала из кармана джинсов монетку и взяла себе чай маття[28]. Затем оперлась на автомат и заговорила:
– Я получила научное, сугубо теоретическое образование. Но мне всегда хотелось чувствовать под ногами реальную почву, ощущать человеческую жизнь в конкретных деталях и подробностях. Я окончила биологический факультет и прошла конкурс в полицию Нью-Йорка. Поначалу мне очень нравилась моя работа, и я неплохо с ней справлялась. Но в две тысячи четвертом все разладилось.
Мэй отпила глоток зеленого чая и продолжала:
– В то время я работала на пятьдесят втором участке, Бедфорд-парк в Бронксе. С перерывом в несколько дней я расследовала два дела, которые были похожи как две капли воды. Мужчина проникал в дом к молодой женщине, насиловал свою жертву, мучил, потом убивал. Два жестоких страшных дела, не составлявших, на первый взгляд, труда для поимки преступника. После него осталось немало материала для биологической идентификации: жевательная резинка, окурки, волоски, ногти. Мало этого, парень оказался зарегистрированным в базе генетических данных ФБР.
– И вы немедленно арестовали преступника?
Мэй кивнула.
– Да, сразу же, как только получила первые результаты анализов. Парня звали Юджин Джексон. Молодой афроамериканец двадцати двух лет, студент школы дизайна. Гей, застенчивый, явно умный. Попал в базу после задержания три года назад за эксгибиционизм. Он объяснил, что сделал это на спор. Дело было пустяковое, но его обязали пройти курс лечения у психиатра. Во время допросов Юджин отрицал как изнасилования, так и убийства, но его алиби не подтвердились, зато анализ на ДНК не вызывал никаких сомнений. Паренек был хрупкого сложения. Через неделю после заключения в Райкерс[29] его сильно избили сокамерники. А в тюремном госпитале, куда его отправили, он повесился еще до начала разбирательства.
Мэй замолчала, я тоже не произнес ни слова. Она вздохнула и снова села напротив меня. Взглянув на ее страдальческое лицо, я понял, что главное в рассказе еще впереди. Есть воспоминания, подобные раковой опухоли, – возможна ремиссия, но не выздоровление.
– Через год меня перевели из Бронкса в другой район, но аналогичные преступления в Бронксе не прекратились. Снова были изнасилованные и убитые молодые женщины. И каждый раз преступник был в базе данных и оставлял полиции в подарок материал для биологической идентификации. Следователь, который стал работать там после меня, счел, что дело нечисто – слишком уж легко все получается. И он был прав. Преступника, который совершал эти зверства, звали Андре де Валатт.
– Никогда не слышал этого имени.