Бранко замолчал, глядя в потолок - словно вспоминая. Я ждала, когда он продолжит.
- Первый раз Глеб приехал к нам сюда как раз летом девяносто первого. В то время в Далмации еще было более-менее спокойно. А осенью началось… Мы уже были в Белграде, узнавали обо всем из сербских новостей и от родни в Цавтате – пока была связь. Совершенно разная информация с двух сторон... В октябре юги захватили Конавле и Цавтат, разграбили аэропорт. И окружили Дубровник. И обстреливали три месяца. Старый город. Почти сто человек погибло. Но тогда всех больше интересовали бои за Вуковар. Понадобилось вмешательство ООН, чтобы вокруг Дубровника все затихло. Как раз к следующему лету. И мы снова туда поехали – с отцом, с Глебом. И были в Дубровнике. Ника, там больше половины зданий пострадали от обстрела. Сейчас и не скажешь.
- Я вот чего не могу понять, Бранко. Ты жил с родителями в Белграде. Родители Глеба в Загребе. Насколько я понимаю, тогда там было относительно безопасно. Но как вас отправляли на лето туда, где шла война? Зачем?!
- Ника, ты не очень хорошо себе представляешь, что происходило. То есть, наверно, совсем не представляешь. Люди жили своей жизнью. Война шла где-то рядом. Местами. Временами. Иногда люди и война пересекались. Кто-то мог погибнуть. Или лишиться дома. Но это продолжалось пять лет. От такой войны люди или бегут в самом начале, или перестают на нее обращать внимание.
- Пока она не окажется за окошком…
- Да, наверно. Но как только она отойдет к другому окошку, снова о ней почти забывают. Ты все время знаешь, что можешь погибнуть. Но не думаешь об этом. Уже на следующее лето мы бегали на Сустепан собирать стреляные гильзы, прятались в окопах – играли в войну. Когда Глеб чуть не упал со скалы, отец запретил нам туда ходить, но в том году он только привез нас и сразу уехал. Ты, наверно, видела в Цавтате заброшенные дома, полуразрушенные – это еще с тех пор. Там мы тоже играли.
- Все равно не понимаю, - я пожала плечами. - Чтобы я своего ребенка отправила туда, где война почти за окошком… Ладно, что толку об этом говорить.
- Я начал об этом говорить, Ника, чтобы ты поняла одну вещь. Когда ты год за годом живешь рядом с войной… пусть даже такой странной… это… как говорят? Дает отпечаток?
- Накладывает.
- Наверно, у всех по-разному, но у нас с Глебом есть общее. Нам от жизни нужно или все, или ничего. Слишком трудно идти на компромиссы. Глеб сложный человек, и с ним бывает очень тяжело.
- Такой подростковый максимализм?
- Да. Но я ни разу не пожалел, что он мой друг.
- Скажи, а вы никогда с ним не ссорились? – вопрос этот был несколько провокационным. Я не собиралась спрашивать о Лиисе, хотя мне, конечно, было любопытно, просто хотелось узнать, что он ответит.
- Конечно, ссорились. Но это неважно, - тон Бранко и выражение лица ясно дали понять, что развивать эту тему не стоит. Я и не стала. И вместо этого сказала совсем другое:
- Знаешь, вчера мы разговаривали с одной английской парой. Они сказали, что приехали отметить серебряную свадьбу. Что познакомились в Цавтате, и это был курортный роман. А теперь выходит, что они соврали? Какой тут мог быть курортный роман, если шла война? Зачем только?
- Серебряная – это двадцать пять лет? – уточнил Бранко. – Девяносто третий год, сентябрь... Англичане? – он улыбнулся. – Нет, Ника. Если это те, о ком я думаю, то не соврали. Мы тогда задержались здесь на пару недель дольше обычного, дед болел тяжело. Они были журналисты, телевизионщики. В девяносто третьем здесь уже было поспокойнее. Потихоньку восстанавливали разрушенное. Они приехали что-то снимать. Он жил в гостинице, она у наших соседей. Я видел, как они целовались на набережной. В каком-то смысле действительно курортный роман. Море, солнце… Да и по сравнению с теми местами, где стреляли, это действительно был курорт. Значит, поженились… Как бывает…
Я хотела еще что-то спросить, но тут к стойке регистратуры подошел врач, и медсестра показала ему на нас. Они с Бранко поговорили несколько минут, а я, не видя их лиц, умирала от беспокойства. Разговор немного отвлек меня, но сейчас снова начало мутить от страха.
- Все нормально, Ника, - сказал Бранко, вернувшись ко мне, и я шумно выдохнула. – Ну, не совсем, конечно, но ничего особенно страшного. Гематом нет, сильное сотрясение, небольшая трещина. Так что пробудет он здесь неизвестно сколько.
- Он в сознании?
- Да, но ему что-то вкололи, и он спит. Сегодня нас не пустят, а завтра утром можно будет приехать. Все, давай домой. Тебе нужно отдохнуть. Все-таки ты…
- Что, ненормальная? – усмехнулась я. – Наверно. Такая же, как и Глебова родственница. Если бы у меня было время подумать, может, и не решилась бы. Но Глеб был прав. Если бы она с этой скалы сверзилась, ему сюда лучше было бы не приезжать.
- Это да, - согласился Бранко. – Он у тебя в долгу. Ладно, поехали.
- Послушай, Ника, - не глядя на меня, сказал он, когда мы уже выехали из Дубровника. – Если ты захочешь остаться еще… Ну, мало ли… Если нужна помощь – билет поменять или с деньгами. Ты скажи.