Девушка из Дубровника

— Ника, ты не очень хорошо себе представляешь, что происходило. То есть, наверно, совсем не представляешь. Люди жили своей жизнью. Война шла где-то рядом. Местами. Временами. Иногда люди и война пересекались. Кто-то мог погибнуть. Или лишиться дома. Но это продолжалось пять лет. От такой войны люди или бегут в самом начале, или перестают на нее обращать внимание.

— Пока она не окажется за окошком…

— Да, наверно. Но как только она отойдет к другому окошку, снова о ней почти забывают. Ты все время знаешь, что можешь погибнуть. Но не думаешь об этом. Уже на следующее лето мы бегали на Сустепан собирать стреляные гильзы, прятались в окопах — играли в войну. Когда Глеб чуть не упал со скалы, отец запретил нам туда ходить, но в том году он только привез нас и сразу уехал. Ты, наверно, видела в Цавтате заброшенные дома, полуразрушенные — это еще с тех пор. Там мы тоже играли.

— Все равно не понимаю, — я пожала плечами. — Чтобы я своего ребенка отправила туда, где война почти за окошком… Ладно, что толку об этом говорить.

— Я начал об этом говорить, Ника, чтобы ты поняла одну вещь. Когда ты год за годом живешь рядом с войной… пусть даже такой странной… это… как говорят? Дает отпечаток?

— Накладывает.

— Наверно, у всех по-разному, но у нас с Глебом есть общее. Нам от жизни нужно или все, или ничего. Слишком трудно идти на компромиссы. Глеб сложный человек, и с ним бывает очень тяжело.

— Такой подростковый максимализм?

— Да. Но я ни разу не пожалел, что он мой друг.

— Скажи, а вы никогда с ним не ссорились? — вопрос этот был несколько провокационным. Я не собиралась спрашивать о Лиисе, хотя мне, конечно, было любопытно, просто хотелось узнать, что он ответит.

— Конечно, ссорились. Но это неважно, — тон Бранко и выражение лица ясно дали понять, что развивать эту тему не стоит. Я и не стала. И вместо этого сказала совсем другое:

— Знаешь, вчера мы разговаривали с одной английской парой. Они сказали, что приехали отметить серебряную свадьбу. Что познакомились в Цавтате, и это был курортный роман. А теперь выходит, что они соврали? Какой тут мог быть курортный роман, если шла война? Зачем только?

— Серебряная — это двадцать пять лет? — уточнил Бранко. — Девяносто третий год, сентябрь… Англичане? — он улыбнулся. — Нет, Ника. Если это те, о ком я думаю, то не соврали. Мы тогда задержались здесь на пару недель дольше обычного, дед болел тяжело. Они были журналисты, телевизионщики. В девяносто третьем здесь уже было поспокойнее. Потихоньку восстанавливали разрушенное. Они приехали что-то снимать. Он жил в гостинице, она у наших соседей. Я видел, как они целовались на набережной. В каком-то смысле действительно курортный роман. Море, солнце… Да и по сравнению с теми местами, где стреляли, это действительно был курорт. Значит, поженились… Как бывает…

Я хотела еще что-то спросить, но тут к стойке регистратуры подошел врач, и медсестра показала ему на нас. Они с Бранко поговорили несколько минут, а я, не видя их лиц, умирала от беспокойства. Разговор немного отвлек меня, но сейчас снова начало мутить от страха.

— Все нормально, Ника, — сказал Бранко, вернувшись ко мне, и я шумно выдохнула. — Ну, не совсем, конечно, но ничего особенно страшного. Гематом нет, сильное сотрясение, небольшая трещина. Так что пробудет он здесь неизвестно сколько.

— Он в сознании?

— Да, но ему что-то вкололи, и он спит. Сегодня нас не пустят, а завтра утром можно будет приехать. Все, давай домой. Тебе нужно отдохнуть. Все-таки ты…

— Что, ненормальная? — усмехнулась я. — Наверно. Такая же, как и Глебова родственница. Если бы у меня было время подумать, может, и не решилась бы. Но Глеб был прав. Если бы она с этой скалы сверзилась, ему сюда лучше было бы не приезжать.

— Это да, — согласился Бранко. — Он у тебя в долгу. Ладно, поехали.

— Послушай, Ника, — не глядя на меня, сказал он, когда мы уже выехали из Дубровника. — Если ты захочешь остаться еще… Ну, мало ли… Если нужна помощь — билет поменять или с деньгами. Ты скажи.

— Спасибо, Бранко, — мне даже неловко стало от своих былых мыслей о том, что я, наверно, ему не нравлюсь. — Но я не знаю, хочет ли этого Глеб. И потом… — я достала из сумки телефон. — Наверно, надо позвонить его родным. Может, кто-то приедет? И тогда я могу оказаться просто лишней.

Он коротко взглянул на меня и взял телефон Глеба.

— Хорошо. Я позвоню.

Больше мы до самого дома не разговаривали, но, уже поставив джип на стоянку, Бранко предложил:

— Может, тебе к нам пойти? Наверно, сейчас не стоит быть одной.

— Спасибо, — я покачала головой. — Но лучше все-таки побуду одна.

Я поднялась к себе, скинула сандалии и без сил упала на кровать — на половину Глеба. Постельное белье нам поменяли только вчера, но наволочка успела немного впитать в себя его запах. Я лежала и тихо плакала, обняв подушку. Пока рядом никого — можно не притворяться.