Я села между его ног, чувствуя бедром — которое без ежиной иглы — то, с чем предпочла бы познакомиться в несколько иной ситуации. Мое плечо касались его груди. Без особых церемоний он перекинул обе мои ноги поверх своей левой.
Вскрыв упаковку салфеток, Глеб протер ранки на моем бедре, потом обтер камень. В следующее мгновение у меня глаза полезли на лоб, когда сок лайма попал на кожу. Левой рукой он крепко сжимал внутреннюю поверхность бедра, а правой с силой давил на внешнюю — половинкой лайма. Боль стала просто адской: теперь не только жгло и дергало, но и щипало так, что полились слезы.
— Ника, ради бога, не строй из себя героиню, ори. Я прекрасно знаю, что это такое. Своего первого ежа поймал в икру в девять лет. Иглу просто так без тонкого пинцета не вытащишь, она хрупкая и ломается. Поэтому надо ее разбить и растворить кислотой. Это же кремний. Или кальций? Не помню, но неважно. Ну а мелкие остатки потом сами потихоньку через кожу выйдут. Ты же не хочешь, чтобы было воспаление на полноги? Лучше уж синяк. И потерпеть немного. Можно еще распарить горячим маслом, но это не походный вариант. Ну, готова?
Глеб еще крепче сжал мое бедро снизу и начал бить по месту укола камнем. Довольно сильно. И вот тут я уже на самом деле не смогла удержаться от крика. Наверно, меня слышали не только в Цавтате, но и в Дубровнике.
Пытка продолжалась и продолжалась. Сделав с десяток ударов, Глеб снова втирал в ранки сок лайма и снова брался за камень. Когда от первой половинки осталась одна кожура, в ход пошла вторая.
— Ты мне только кость не сломай, а? — жалобно попросила я, потихоньку впадая в какую-то прострацию. — У меня там перелом уже был.
— Ну так я для этого снизу и держу, — проворчал Глеб. — Не бойся, не сломаю. Скоро уже все.
Как только он сказал это, я действительно почувствовала, что боль пошла на спад. И жгло, и щипало, и дергало, но уже гораздо меньше, вполне терпимо. Бедро постепенно начало неметь, как после укола-заморозки — очень даже знакомо. И тут вдруг…
Меня затопило такое безумное желание близости, какого я, наверно, в жизни еще не испытывала. Низ живота набух тянущей болью — пусть слабой, но мучительной. Сердце билось в горле и не давало дышать. Я могла сделать лишь короткий поверхностный вдох, а потом судорожно выдыхать — выдавливать из себя сухой, колючий, царапающий грудь воздух. Все тело словно вопило: «Возьми меня!»
Его лицо, его губы были так близко — я могла повернуться, дотянуться до них, но…
Я хотела его, но он меня — нет. Мы сидели в такой позе, что ошибиться было сложно. Меня снова начал разбирать какой-то дурной нервный смех. Сама эта поза — она могла означать только одно.
Секс. Который то ли только что был, то ли вот-вот будет. Ну, или — как исключение — вот такую вот экстренную полевую медицину. И кто у нас победитель по жизни? Ответ очевиден. Хорошо хоть, что у женщин желание не так очевидно, как у мужчин.
Глава 13
— Все, Ника, — Глеб вытянул из-под меня ногу и встал. — Как ты?
— Нормально, — через силу криво улыбнулась я. — Только онемело все.
— Значит, действительно нормально. Так и должно быть.
Он вытащил из того же пакета тюбик мази, наклонился и густо намазал мое многострадальное бедро, сильно втирая ее в кожу.
— Это что, специальный ежиный набор: салфетки, лайм и мазь?
— Типа того. Полежи немного. В воду тебе сегодня больше не стоит лезть, пусть ранки затянутся. Яд для человека не опасный, но болезненный. Плюс у ежей дрянь всякая на иголках, а проколы глубокие и закрытые, поэтому воспаление может быть нифиговое, если антибиотиком сразу не забить. Есть хочешь?
Сказала бы я тебе, чего хочу, придурок!
— Не знаю. Не очень.
— А вина? Тебе сейчас не помешает немного выпить.
Угу. Вино мне действительно сейчас не помешало бы. Напиться и забыться. Причем напиться побыстрее — чтобы без остановки проскочить ту стадию, когда начну к тебе грязно приставать. Лучше уж сразу выпасть в нерастворимый осадок.
— Давай.
Глеб достал из сумки-холодильника бутылку, из корзины гроздь винограда и два больших красно-оранжевых персика, а еще два пластиковых стаканчика.
— Бокалов нет, леди, — сказал он, положив фрукты на такую же пластиковую тарелку и поставив передо мной. — Но хоть стаканы не бумажные.
Я села поудобнее, стараясь не слишком шевелить ногой, и, пока Глеб открывал бутылку, отщипнула несколько виноградин.
— Ну что, за ежа? — усмехнулся он, подавая мне стаканчик. — Он ведь тоже пострадал. Лишился, можно сказать, оборонительного оружия. А может, ты его вообще раздавила. Хотя нет, тогда сама была бы как еж. Подожди, я тебе его сейчас принесу.
Залпом выпив вино, Глеб встал и начал спускаться к воде.
— Нафига он мне сдался? — мрачно поинтересовалась я, изучая опустевшее дно своего стаканчика.
— Ты же хотела сфотографировать. Сделаешь двести фоток — ежа и своей ноги. Выложишь в соцсети. Дополнишь рассказом, как я тебя лечил. Соберешь миллион лайков.
Он подобрал палку-рогульку, вошел в воду и через несколько минут вернулся с ежом, насаженным на острый конец.