Девушка из Дубровника

— Слушай, ну самоуверенности тебе, конечно, не занимать, — восхитилась я. — И в постель-то ты меня уложил бы в первую же ночь, и в Дубровнике я к концу дня должна была тебя сама изнасиловать.

— Ага, я такой, — согласился он. — А что, скажешь, нет? Не смог бы? Ник, ну ладно тебе, не прикидывайся девочкой. Мы уже выяснили, что нет ничего ужасного в том, что двое взрослых людей друг другу понравились и вот прямо тут же друг друга захотели. Конечно, с точки зрения коллективной морали, это глубоко безнравственно, но согласись, просто… — он пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, — не знаю, мне только какая-то нецензурщина на ум идет. В общем, согласись, что это было здорово. Да, так вот, короче, подумал, что мы к концу дня в Дубровнике плавно перейдем на ты. Потом за ручку возьму, отвезу тебя в твою дырищу и в щечку на прощание поцелую. Скромненько так. Чтобы заинтриговать — что за фигня такая творится. Разрыв шаблона. А вот уже на следующий день повезу тебя куда-нибудь на дикий пляж. Ты же сказала, что везде котики, невозможно загорать нормально. И уж там-то…

— Да ты просто Наполеон — такие планы! Мастер художественного съема, чего уж там, — ядовито заметила я.

— Обычно мне некогда этим заниматься, — отмахнулся Глеб. — Тем более, получилось, что пришлось срочно сливаться на полуслове. И потом как-то так вышло, что промухал удобный момент, когда можно было форсировать события. И вот сидим мы на яхте, а я чувствую себя кромешным идиотом, потому что сам себя перехитрил и перемудрил. Казалось бы, в чем проблема — сказать: «Ника, давайте, может, на ты перейдем?», ну а дальше — как пойдет. А вот фиг. Потому что все надо делать вовремя.

— Да-да. А я не могу понять, в чем прикол. Не представляешь, чего только не передумала.

— Ну почему же не представляю? Что я гомик, импотент или просто сволочь. Или и первое, и второе, и компот, и можно без хлеба. Привез девушку в безлюдное место, называю ее на вы и держусь на пионерском расстоянии. Картина маслом. Ладно, думаю, будем вино пить — брудершафт типа, поцелуемся… Пошло, конечно, но уж как-нибудь. Кто мог подумать, что еж подвернется.

— Вот-вот, — кивнула я, — я так и подумала: «слава ежу».

— Кстати, как нога?

— Да, вроде, ничего, — с удивлением прислушалась я к своим ощущениям. — Дергает, но терпимо. Говорят, оргазм — сильное обезболивающее.

— Особенно если их было несколько, — пробормотал Глеб как будто себе под нос и ловко увернулся, когда я попыталась пихнуть его коленом в бедро.

— Но вообще это было сильно, — призналась я. — Сама процедура. Не говоря уже о позе. Вот тогда я окончательно поняла, что мне ничего не светит. Такой облом…

— Ты серьезно? — Глеб удивленно приподнял брови. — Нет, я понимаю, на некоторых боль действует очень даже возбуждающе. Парадоксальная реакция. Но я-то не садист. Ну да, у меня в объятьях красивая женщина, почти обнаженная. Просто с ума сойти можно. Но я должен причинить ей боль. Неважно, что для ее же пользы. По-твоему, это должно возбуждать? И потом я хорошо умею держать себя в руках. В отличие от некоторых. Ника, тебе никто не говорил, что у тебя все на лице написано?

Чтобы он не прочитал того, что было написано у меня на лице, я быстро повернулась на живот и уткнулась носом в подстилку. Вот стыдоба-то. Или… все-таки нет? Как он сказал? Ничего нет ужасного, что двое взрослых людей друг другу понравились и друг друга сразу захотели? Может быть, это только мне кажется, что демонстрировать фактически незнакомому мужчине подобные вещи унизительно и неприлично?

— Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый, — Глеб провел по моей спине две длинные вертикальные черты, несколько коротких горизонтальных и с силой провел ладонью по позвоночнику.

— Из Варшавы, — поправила я. — Поезд ехал — из Варшавы.

Мы немного поспорили насчет поезда, а потом Глеб продолжил. Из последнего вагона вдруг просыпалась пшеница. Пришел слон — потоптал. Пришел ворон — поклевал. Дальше мы так и не вспомнили, поэтому все закончилось совсем не по-детски. Интересно, почему, когда смотришь подобное на экране — это порно, а когда занимаешься этим… в общем, как Глеб сказал, это здорово? Настолько, что я вцепилась ногтями и зубами в подстилку — лишь бы не верещать по-кошачьи.

Подсунув ладони под живот, Глеб перекатил меня на спину — как краба.

— Ника, давай договоримся, — сказал он, глядя на меня сверху вниз. — Мы здесь одни. Пожалуйста, не изображай викторианскую барышню. И не дери когтями подстилку, она еще пригодится. Если тебе что-то не нравится или неприятно, говори прямо, без стеснений, — он лег рядом, закинув ногу поверх моих, и добавил: — А если хочется орать или визжать — ори или визжи. Делай, что хочешь, только спину мне не царапай, ладно?

Глава 15

Я молча кивнула и запрокинула голову, глядя в небо сквозь сосновые ветки. Длинные иглы дрожали на ветру и были похожи на зеленый мех. Солнечный свет падал сквозь них, рисуя на наших телах живые узоры из темных и золотистых пятен.