Девушка из Дубровника

— Господи! — я закатила глаза. — Как вы это делаете? Один на пяти языках, другой на четырех. А я один иностранный толком не могу выучить. Пока занимаюсь английским, все, вроде, ничего, как только перестаю — вянет на корню.

— Я же говорю, практика. А по-хорватски я в детстве говорил лучше, чем по-русски. Второй родной, а может, и первый. Я вообще билингва. До пяти лет отец со мной разговаривал только по-хорватски. Если я вдруг обращался к нему по-русски, не отвечал. Однажды он меня в парк повел, и я там с качелей упал, колено разбил. Иду к нему, реву, а он ноль внимания — пока я по-хорватски не сказал, что случилось.

— Ничего себе! — возмутилась я.

— Ладно, неважно, — махнул рукой Глеб. — Ну а финский и шведский как-то сами выучились, легко. Но вот, к примеру, писать по-шведски я почти не могу, ошибки ужасные делаю, как первоклассник. Но мне и не надо. Слушай, может, пораньше спать ляжем?

— Давай. Я что-то сегодня устала, как собака.

— Очень-очень устала?

— Не смотри на меня так! — фыркнула я. — Очень.

— Как не смотреть? — он вскинул брови и начал потихоньку стаскивать с меня майку с китом.

— Что, прямо здесь?

— Какая ты, Ника, зануда, — вздохнул он и не слишком деликатно спихнул меня с колен, расстегнув попутно застежку лифчика. — Иди сушилку сними, а я подушки уберу.

Когда я вошла в комнату, подушки с шезлонгов громоздились на кровати, а сверху — подушки с постели, на манер крепости. Глеб выглядывал из-за них с совершенно идиотской улыбкой.

— Солдаты! — завопил он. — Противник идет на штурм. К оружию! Подпустим его на пушечный выстрел!

— Придурок! — я сгрузила на кресло полотенца и купальник. — Ты, наверно, и в танчики на компе играешь.

— Солдаты, противник использует обманные маневры, чтобы обмануть нашу бдительность. Быть на чеку! Не поддаваться на провокации!

— Ну держись!

Я запрыгнула на кровать, схватила одну и подушек и от души огрела его по спине. Глеб вцепился в мою ногу, и я упала, развалив крепость. Тогда он поймал меня за руки и прижал к кровати, но я вывернулась и уперлась коленями ему в грудь. Кончилось все тем, что мы свалились на пол. Я попыталась забраться обратно, чтобы занять господствующую высоту, но Глеб стащил меня вниз.

— Сдавайся, — потребовал он. — Сдавайся на нашу милость. Иначе мои солдаты будут щекотать твой пуп.

— Нет! — заорала я. — Сдаюсь! Give up! Только не пуп!

— То-то же! Не бойся, горожанка, мои доблестные солдаты будут тебя грабить и насиловать пылко и сладострастно. Тебе понравится.

— Слушай, генерал! — захохотала я, залезая на кровать. — Ты ничего не перепутал? Это ты сидел в осаде, как таракан за печкой. Кто кого должен грабить и насиловать? Хреновый из тебя аниматор. Может, лучше в сантехника Тирета поиграем?

— Как скажете, фрау. Гутен… как там по-немецки вечер? — Глеб медленно снял майку и поиграл мышцами. — В общем, я сантехник херр Тирет, пришел прочистить засор в вашей… эээ… раковине.

— Валяй, — сказала я, одним рывком стащив с себя все, что еще осталось, и запустив в него. — Прочищай, коль не шутишь.

Глава 43

8 сентября

— Лучший способ разбудить человека — это кофе в постель, — сказал Глеб. — Вылил и беги.

Я открыла глаза. Самолет в 5.55 давным-давно приземлился, как и десяток его собратьев. Часы показывали половину восьмого. Глеб, одетый и умытый, возился у плиты. Сердито шумел, закипая, чайник.

— Дай поспать, изверг, — неизвестно к кому обращаясь, пробормотала я и накрыла голову подушкой.

Наши вчерашние глупые, но очень приятные игрища затянулись далеко за полночь — пошли, называется, в постель пораньше. А потом мы лежали, обнявшись, и слушали завывания ветра, который действительно разошелся не на шутку.

— Даже спать жалко, — сказал Глеб, целуя меня за ухом. — Вот так лежать бы и лежать.

— Угу, — пробормотала я, куда-то проваливаясь…

— Подъем! — Глеб стащил с меня подушку. — Так как насчет кофе в постель?

— Я уже два дня зарядку не делала.

— Ну, не сделаешь еще разок, велика беда. Ее что, обязательно утром делать? Это принципиально?

— Нет, но…

— Ну вот. Сделаешь попозже, если так уж надо. Твои правила — тебе их и менять. Хотя… нет, не так. Твои правила — тебе и решать, менять их или нет.

— Я быстро.

Растягиваясь на балконе, я подумала, что если бы Глеб захотел, вполне мог бы меня убедить, и я бы согласилась. Нет, ну а что — человек старался, завтрак готовил, а теперь ему придется меня ждать, и все остынет. Я бы привычно почувствовала себя виноватой и забила на зарядку. Несмотря на то, что это не прихоть и даже не привычка, вернее, не только привычка, но еще и медицинская необходимость. Стоило один день даже не пропустить, а просто снизить нагрузку, и к вечеру мышцы и связки начинали поскуливать. И никакой секс в экзотических позах на полноценную замену не тянул. Даже если бы это был шпагат в стойке на руках, прогнувшись.

Ну, и почему я об этом не сказала?

Неудобно же. Про такие вещи.

Неудобно, Ника, на потолке спать — одеяло сваливается. А потом по пьяни ноешь про инвалидную коляску. В конце концов, всего-то четыре дня осталось, какая, нафиг, разница?