Где-то внутри этого злобного духа все еще живут частички Чио Танеды в ожидании того дня, когда она будет свободна, чтобы завершить начатое дело. Возможно, из-за сходства с ее младшей сестрой Йоко я вижу в печальном юном лице Чио что-то от Тарквиния. Когда она смотрит на меня, я знаю, о чем она просит.
Как знает и Келли. С ножом в руках, спотыкаясь, она идет вперед, но делает всего несколько шагов, прежде чем силы окончательно покидают ее. Она падает, и выскользнувшее из ее рук лезвие остается лежать у моих ног.
Я поднимаю его.
На лице Чио Танеды отражаются сожаление и скорбь из-за неудачи, но в то же время – надежда на искупление. Я выполняю ее последнюю просьбу и вонзаю каменный нож в сердце мертвой мико.
– Десять, – слышу я шепот Келли.
И воздух вокруг меня взрывается маленькими светлячками.
22. Умиротворение
– Я что, умерла? – спросила она, но я не ответила.
Вдалеке идут похороны. На них двадцать семь мужчин, двадцать девять женщин и трое детей. Гроб несут четверо. Один священник. Светит солнце, трава пахнет дождем. Все смотрят, как в землю опускают простой серебристый гроб. Никто не улыбается, а несколько человек даже плачут.
– Это я? – снова спрашивает она. – Я умерла?
Я по-прежнему не отвечаю.
Неожиданно с другого конца поля раздается смех. Она поворачивает голову и видит облаченных в белое детей. Они бегут и смеются. Их шестьдесят или двести, или даже тысяча. Слишком много, чтобы сосчитать. Эти дети напевают тихую, знакомую колыбельную.
Она пытается присоединиться к ним, но не может. На ней слишком много красного. Алое пятно, точно акварельные краски на льняном полотне, расплывается вдоль ее талии.
В конце поля расположен горячий источник. Сама не зная почему, она, спотыкаясь, направляется к нему, инстинктивно понимая, что должна идти именно туда. Чтобы войти в онсэн, нужно раздеться, но здесь нет раздевалок.
В этом нет ничего постыдного. Она снимает с себя одежду. У нее ужасная рана на бедре, и она чувствует легкую боль, когда дотрагивается до нее. Но боль ощущается как-то приглушенно, будто в этом месте она не имеет значения. Девушка медленно заходит в воду, ощущает тепло и холод на своей коже. Она дрожит, а вода окрашивается в розовый.
Девушка поднимает глаза и видит в воде перед собой меня, полностью одетую. Она находит странным то, что ни я, ни моя одежда не промокли, но никак не может сосредоточиться на этом.
– Я умерла? – снова спрашивает она.
Я ничего не говорю, только опускаю руки, зачерпываю немного воды и выливаю ей на голову. Словно по собственной воле, Келли погружается в успокаивающее тепло, опускается в бурлящие воды.
Когда она выныривает, луг и дети уже исчезли, хотя колыбельная все еще слышится. Она плывет по реке, и куда ни взгляни – повсюду темнота. Вокруг никого, и девушку охватывает страх.
– Кто-нибудь? – зовет Келли, но в ответ раздается только эхо ее голоса, которое отражается от невидимых преград.
И тут она замечает светлячков.
Сначала они появляются парами и по трое, подмигивая ей из темных вод, потом по полдюжины, а вскоре – целыми толпами, пока в ночном небе не вспыхивают миллионы светлячков, напоминающих бумажные фонарики, что подпрыгивают в воздухе.
В их сиянии Келли может разглядеть крошечные проблески жизни. Слышится детский смех, в свете шариков то появляются, то снова исчезают маленькие счастливые лица. Здесь и рыжеволосые, и блондины, и брюнеты, японцы, американцы и французы, африканцы, индийцы и греки. Здесь и восьмилетние, четырехлетние, одиннадцатилетние и даже пятнадцатилетние подростки. Они застенчиво улыбаются, показывая недостающие молочные зубы.
Светлячки собираются вокруг Келли, крошечные огненные шарики порхают у ее головы. Легкие и пушистые, точно крылья, они касаются ее щеки.
Откуда-то сверху их манит к себе другой огонь. Сначала он кажется далекой звездой, белой пыльной сферой на небесах. Но вскоре этот огонь увеличивается, становится ярче, пока вся ширь неба не покрывается белым светом, а ночь не превращается в день.
По какому-то невысказанному сигналу светлячки совершают последний круг, медленно и лениво кружа над Келли, а затем радостно взмывают ввысь. Они не останавливаются, пока не касаются яркого белого света и не исчезают в его сиянии.
Еще больше светлячков бьются крылышками о ее лоб, и Келли кажется, что в их сиянии можно различить улыбающиеся фигуры Амайи и даже старшей мико. Амайя кажется почти подростком, и даже седые волосы обасан теперь стали блестяще-черными. Морщины на ее лице разгладились, так что она выглядит молодой и умиротворенной. Они в последний раз облетают вокруг девушки, прежде чем расправить крылья и присоединиться к своим братьям и сестрам.