— Слишком умная речь для того, у кого девушка умерла в 1958 году, ты не находишь? — отвечает Томас, скрываясь от моего взгляда за глотком содовой.
Я широко улыбаюсь и перевожу взгляд обратно на телевизор.
За окном появляется Анна. Утопая в кустах, она стоит возле дома, пристально наблюдая за мной.
— Иисусе! — я карабкаюсь вверх, елозя спиной по дивану и едва вздрагиваю, пока мое плечо не упирается в стену.
— Что? — Томас также подпрыгивает, сначала осматривая пол, ожидая увидеть там крысу или еще что-то, но затем следует за моим взглядом к окну.
Глаза Анны выглядят пустыми и мертвыми, совершенно впалыми и без каких-либо следов узнавания. Наблюдать за ее морганием равносильно тому, как если следить за аллигатором, рассекающим солоноватую воду. Пока я пытаюсь выровнять дыхание, темные, кишащие червями ручейки крови текут из ее носа.
— Кас, что с тобой? Что случилось?
Я смотрю на Томаса.
— Ты имеешь в виду, что не видишь ее?
Я опять оглядываюсь назад, на окно, наполовину ожидая и желая, чтобы она исчезла, но она все еще неподвижно стоит там. Томас прочищает окно, поворачивая головой, чтобы хоть что-то рассмотреть в отражении света. Он выглядит напугано. Нет никакого смысла в этом, раз уж он ее не видит. Он же, блядь, весь такой из себя чертов ведьмак.
Я больше этого не вынесу. Я соскальзываю с дивана и направляюсь к входной двери, открываю и наталкиваюсь на крыльцо. Все, что я замечаю, это удивленное лицо Кармел, наполовину прислоняющей трубку к уху. Кроме тени в кустах перед окном никого нет.
— Что происходит? — спрашивает Кармел, когда я спускаюсь вниз по ступенькам и направляюсь через кусты, расчищая себе путь исцарапанными от ветвей руками.
— Дай мне свой телефон!
— Что? — в голосе Кармел появляется дрожь. Мама тоже сейчас вышла наружу, поэтому теперь все трое выглядят напуганными, хотя и не знают, чем, собственно, вызван их страх.
— Просто брось его мне сюда, — кричу я, и она подчиняется. Я нажимаю на кнопку и направляю голубоватый луч света на землю, стремясь обнаружить отпечатки следов на грязи или какие-либо другие признаки вторжения. Но все чисто.
— Что? Что там такое? — выдавливает из себя Томас.
— Ничего, — громко отвечаю я, подсознательно не соглашаясь с этим выводом. Был ли это плод моего воображения или нет, но я видел ее и когда тянусь в карман за своим атаме, он холодный словно лед.
Спустя десять минут, находясь на кухне, мама ставит передо мной на стол дымящуюся кружку. Я подношу ее к себе и втягиваю носом.
— Это не зелье, а всего лишь чай, — рассержено сообщает она. — Декофеинизированный [17].
— Спасибо, — отвечаю я, делая небольшой глоток. В нем нет ни кофеина, ни сахара. Не знаю, под силу ли горько-темной жидкости помочь успокоиться. Я делаю вид, что вздыхаю и поудобней устраиваюсь в своем кресле.
Томас с Кармел украдкой обмениваются взглядами, что не остается незамеченным моей матерью.
— Что? — спрашивает она.
— Что ты знаешь?
Кармел смотрит на меня так, словно просит разрешения, и, когда я молчу, она рассказывает ей о том, что со мной приключилось в торговом центре: как я спутал один наряд с платьем Анны.
— Честно говоря, Кас, ты стал вести себя довольно странно, после того случая на прошлой неделе в Гранд-Мараис.
Мама наклоняется над столом.
— Кас? Что происходит? И почему ты ничего не рассказал мне о торговом центре?
— Потому что мне нравится все держать в секрете, — очевидно, трюк а-ля прикинуться дурачком, так просто не пройдет. Они же продолжают пристально на меня смотреть. Чего-то ожидая.
— Все потому, что… я думаю, что видел Анну. Вот в чем причина, — отвечаю я, снова делая небольшой глоток чая. — А когда мы были в Гранд-Мараис, на сеновале, кажется, я слышал ее смех, — затем трясу головой. — Было такое чувство… я не могу его точно описать. Словно за мной следовали по пятам.
Слетевшие с губ слова над поверхностью кружки отчетливо разнеслись по всей комнате. Они считают, что у меня галлюцинации. Поэтому жалеют. «Бедный Кас» — это первое, что читается на их лицах, словно к щекам прибавилось еще несколько лишних фунтов веса.
— Атаме тоже ее видит, — добавляю я, и эти слова привлекают их внимание.
— Может, следует позвонить завтра утром Гидеону? — размышляет мама. Я киваю, соглашаясь. Хотя и знаю, что он считает так же, как они. Тем не менее, он самый близкий эксперт по атаме, с которым я знаком.
За столом воцаряется тишина. Они скептически смотрят на такое положение дел, и я их не виню за это. Как ни крути, с тех пор, как Анна ушла, я ждал этого момента.
Сколько раз я представлял ее, сидящей рядом со мной? Миллион раз за день ее голос звучал в моей голове, слабо пытаясь наладить разговор, шанс, который мы тогда упустили. Иногда я воображаю, будто мы нашли другой способ покончить с Чародеем, которому не удалось перевернуть все здесь вверх дном.
— Ты считаешь, что это возможно? — спрашивает Томас. — Я имею в виду, это действительно так?