Отец Бенджамин встал прямо, насколько это позволяла боль в спине, и поплелся вперед, пока не добрался наконец до самого конца туннеля. Там он замер и медленно сел на пол, ощущая пальцами стену, словно ощупывал лицо давнего друга. Он добился своего. Но теперь, жадно хватая ртом воздух, почувствовал новую волну тошноты, поднимавшуюся из желудка. Склонившись вперед, он снова исторг из себя поток рвоты. А потом это происходило снова и снова, так часто, что у него почти не оставалось ни секунды для передышки. В конце концов тошнота отступила, и он обессилено приложил голову к стене, по-прежнему дыша с огромным трудом.
Почему из резервуара все еще исходили испарения? Его ведь засыпали много месяцев назад.
Когда он с усилием поднялся на ноги, оглушительный грохот эхом пронесся по подземному туннелю.
«Что это было?» – спросила одна из девушек.
Отец Бенджамин снова посмотрел в их сторону, заметив, что к первым двум сейчас присоединилась группа из восьми или десяти их подруг. Они стояли, образовав полукруг возле него.
«По-моему, это захлопнулась дверь, ведущая в туннель, – ответила другая. – Надеюсь, у него есть ключ».
Отец Бенджамин полез в карман, но тот оказался пуст. Ключи пропали. Он, наверно, обронил их, пока его так бурно тошнило. Медленно присев на корточки, он принялся обшаривать пол вокруг себя и рукой тут же вляпался в лужу теплой блевотины.
«О господи, кажется, он потерял все ключи», – заметила третья девушка, подавляя улыбку.
Между тем отцу Бенджамину становилось все труднее дышать, а давление на грудь усиливалось. Он опять закашлял, из глаз заструились слезы. Его губы покрылись коркой, а на языке появился слой сухого, чуть похожего на мех налета. Внезапная острая боль в голове заставила его рухнуть на спину и снова бороться за каждый вдох.
Венок, венок из роз, в кармане – лепестков полно.
«Апчхи! Апчхи! И мы все падаем на дно[13]
».И они смеялись, пританцовывая перед ним, а бывший священник лежал на сыром полу. Кожа его холодела, пульс до предела участился. Он пытался двигаться, но любое шевеление только усугубляло боль в груди, еще больше мешало хоть как-то дышать. Кашель возобновился, причем так болезненно, как будто в легкие попало битое стекло.
– О, Иисус, возлюбленный Бог мой! Прости меня за то, кем я был прежде, – принялся бормотать он, повторяя мольбу раз за разом.
Венок, венок из роз, в кармане – лепестков полно.
«Апчхи! Апчхи! И мы все падаем на дно».
– Помогите мне! – попросил отец Бенджамин, почувствовав, что действительно куда-то падает.
Он уже почти ничего не видел, зрение отказывало ему, и свет фонарика начал меркнуть.
– Замаливайте свои грехи, святой отец, – сказала одна из девушек, а затем они все отвернулись от него и стали удаляться.
Отец Бенджамин пополз по зловонному коридору, опираясь на руки и колени. Все вдруг прекратилось: кашель, тошнота, резкая боль в голове. Он добрался до двери в гладильный цех, сумел приподняться, оставаясь на коленях. Глаза жгло так сильно, что он полностью лишился зрения. Нащупал ручку и повернул ее. Дверь оказалась заперта.
Он издал крик, изо всех остававшихся сил крутя ручку.
Веки отяжелели, и в итоге он лег, закрыв глаза. Больше двигаться он был не в состоянии. Ему хотелось только заснуть. Спать до тех пор, пока не окажется у врат небесных наедине с Богом. Как и велела ему девушка, он затянул молитву.
–
Глава 26