Девушка из золотого рога

- Это очень хорошо, ханум, что вы так пунктуальны.

Джон Ролланд стоял у стола на террасе отеля.

- Садитесь, – сказал он, подавая ей стул, и был чрезвычайно вежлив и разговорчив.

- Вы должны знать, ханум, что с моим другом, Сэмом, я могу говорить лишь о проблемах внешнего мира, а в мире чувств он глух и нем. Я буду любить вас очень сильно, во мне нерастраченный запас любви, потому что мне кажется, что до сих пор я не любил никого.

Азиадэ молчала. Странно, что этот человек называл ее ханум и обладал нерастраченным запасом любви.

- Мы должны будем скоро уехать, - продолжал Ролланд и в его мутных глазах промелькнуло что-то вроде нежности. - Я получил сегодня известие. Фирма, на которую я работаю, заказала мне сценарий к новому фильму - что-то в роде «Хозяйка пустыни». И вот они хотят, чтобы я отправился в Гадамес, в ливийскую пустыню за новыми впечатлениями. Мне бы не хотелось ехать туда одному. Поедемте со мной. Мы будем два месяца ночевать в палатках, пить верблюжье молоко и вести кочевой образ жизни. Это будет нашим свадебным путешествием. Потом мы поедем в Нью-Йорк. Там вы произведете на свет принца. А затем мы переедем в Калифорнию и будем жить в бунгало. Знаете, когда империя распалась и мир для меня утратил прежние очертания, я решил, что жизнь кончена. Я и сам не знаю, как попал в Америку. Поначалу я даже голодал, голод – это очень неприятная вещь. Но я этого не замечал, мне казалось, что для меня больше нет места в этом мире. Потом меня подобрал Сэм. Я перестал голодать, но моя жизнь не обрела с этим смысла. Теперь, все должно быть по-другому.

Джон говорил, оглушенный собственными словами. Да, женщины были шумными игрушками, еще более никчемными, чем бутылка хорошего виски. Мужчина без родины должен мечтать, работать, иметь головную боль и думать о смерти. Но эта женщина, была не просто женщиной, не какой-то шумной игрушкой - она была подарком исчезнувшей родины принцу Абдул Кериму, островком в океане чужих жизней. Первые османы были кочевниками, прошедшими по всей Азии. У кочевника нет родины, его родина - палатка. Где ее разбили, там и родина. Азиадэ должна стать его палаткой.

- Мы выедем в ближайшие дни, ханум, прямо в Ливию.

Азиадэ смотрела куда-то в сторону. «Ливия, - думала она, - черная палатка кочевников. И первый принц должен появится на свет в Нью-Йорке. Но я не произведу на свет первого принца».

Она заставила себя посмотреть в лицо Роланду. Его худощавый профиль был прекрасен.

- Принц, - сказала она, - я писала вам из Берлина о своей любви. Вы мне ответили и освободили меня на вечные века. Я нашла другого мужчину, который нуждается во мне. Это несправедливо с вашей стороны разрушать чужие дома, после того, как вы отказались от собственного. Я не могу следовать за вами.

Она говорила медленно и смотрела ему прямо в глаза.

- Я писал, не зная вас тогда, - ответил Ролланд, - и нет ничего предосудительного в разрушении чужих домов. Все настоящее построено на развалинах прошлого. Фатих Мухаммед построил Стамбул на развалинах Византии. Османской Империи не было бы без разрушения Византии. Кто ваш муж? Неверный, который не может по достоинству оценить то, что ему принадлежит, в этом я точно уверен. Вы всегда будете для него чужой. А я, я люблю вас.

Роланд ничего не знал о ночи, проведенной на аллеях венского парка и на кровати возле Хасы, который пил коньяк и говорил о Марион.

Азиадэ слабо улыбнулась. Жизнь порой действительно слишком сложна для девушки из Стамбула.

- Я больше не ваша подданная, – сказала она жестко. - Вы отказались от меня. Теперь я австрийка, жена австрийца и, если позволит Аллах, стану матерью австрийцев. Слишком поздно, Ролланд. Воины разрушают чужие дома, но они не просят при этом помощи у женщин. И мой муж не является неверным. Он обладает властью над жизнью и смертью и происходит из правоверного семейства из Сараево.

Она замолчала. Лицо Ролланда посерело и сморщилось. На лбу обозначились продольные морщины. Глаза стали мутными, гордыми и чужими. Азиадэ посмотрела на него, и вся жизнь Ролланда пронеслась у нее перед глазами. Изгнанник, бедняк, который без устали носился по всему свету. Когда-то он был заложником во дворце на Босфоре, не имея понятия о том, что происходит за его пределами. Оставшись беззащитно обнаженным в этом чуждом ему мире, он сейчас просил у нее одеяний, укрытия. Он был воплощением бессилия древнего рода. Она с любовью и сочувствием посмотрела на него, потом склонилась над ним и коснулась его руки.

- Абдул Керим, я не могу, я не имею права. Ты что не понимаешь? Может я и люблю тебя, Абдул Керим, но я не могу теперь.

Он молчал, вопросительно глядя на нее.

- Подожди немного, – Азиадэ уже не понимала, что говорит. Она крепко сжимала его руку, и казалось, ею управляет некая неведомая сила. - Подожди немного, - словно охваченная каким-то внезапным видением, воскликнула она страстно и отчаянно: - Может мой муж бросит меня. Тогда я приду к тебе, Абдул Керим. Но я не могу разрушить семью.

Абдул Керим, вновь принявший обличие Ролланда, засмеялся. Он отнял руку и ровно сел в кресле.