Он поднялся и проводил ее до дверей. Она шла по Рингу, как по мягкому ковру. Счастье – необъятное, единственное в жизни – вот оно. У него были светлые глаза, тонкие губы и мягкий стамбульский диалект. Оно было неожиданно в ней – неразделимо, словно часть ее тела – счастье.
Только у порога дома Азиадэ вспомнила, что она замужем и ее зовут фрау доктор Хаса. Она остановилась и с испугом оглянулась. На улице не было ни души. Азиадэ на миг замерла, потом тряхнула головой. Действительно, есть человек по имени Хаса, и она – его жена.
Неожиданно она повернулась и торопливо направилась в сторону городского парка.
Глава 19
Она брела по аллеям парка, усыпанным гравием. Песок хрустел под ее ногами, на траве дрожали тени от деревьев. На скамейках обнимались влюбленные, и легкий шепот, доносившийся оттуда, стихал, когда Азиадэ проходила мимо. Сгорбившись, она шла по аллеям, над которыми в печальном поклоне склонились темные ветви деревьев, а под ногами переливался в лунном свете гравий.
На старом мосту она остановилась и, опершись о перила, долго смотрела вниз на высохшее русло реки, тоже залитое лунным светом. Азиадэ пошла дальше, бесцельно кружа по аллеям и вспоминала, как когда-то Хаса целовал ее в машине и казался ей таким высокомерным. А потом он стоял под дождем на Берлинерштрассе и смущено просил у нее прощения. Когда все это было? Вчера? Сто лет назад? Он спас жизнь святого из братства Бекташи и это он сделал ее женщиной в жаркую летнюю ночь на широкой кровати номера сербского отеля.
Азиадэ остановилась. Луна, светящая сквозь ветви, казалась такой же нежной и мягкой, как душа Хасы.
Это было в спальне перед кроватью, на которой когда-то спала Марион, думающая о чужих мужчинах. Он стоял около нее с испуганными и молящими глазами.
Она дала слово быть ему хорошей женой. Тогда она лежала рядом с ним и думала о Марион, которая бросила его и, перед которой уже распахнулись врата ада.
Азиадэ не замечала, что ходит по кругу, по аллеям, наполненным шепотом влюбленных. Вероотступник Хаса оказался бессилен в мире чувств. У него были сильные руки, ловкие пальцы и он был счастлив в мире своей любви. Она видела его в белом халате, пропахшем лекарствами, или в кафе среди друзей, рассказывающих незатейливые истории о своих больных, болтающих о театре или политике, и ее окутала теплая волна нежности. Невозможно представить, что Хасы больше не будет в ее жизни.
Азиадэ закурила. Дрожащее пламя зажигалки осветило ее лицо. Она курила на ходу, и все в ней страшилось принца, который так неожиданно появился и позвал ее за собой.
Ее предки когда-то пришли из пустыни и стали рабами предков принца. Каждым вздохом, каждым своим движением она выказывала благодарность предкам принца за милость, которую они оказали ее предкам. Она осталась бы простой кочевницей, если бы так решили предки принца.
Сигарета медленно тлела. Она смотрела на удлиняющийся столбик пепла и думала о палящем зное пустыни, откуда ее предки пришли, чтобы покорить весь мир.
Великий Орхан, вспыльчивый Мурад, грозный Селим, совершивший поход на Египет и набросивший на свои плечи плащ Пророка. Величие всей империи было теперь воплощено в одном человеке с безвольно повисшими руками, который звал ее с собой. Она должна была переехать к нему, она должна была стать его служанкой в опустевшем доме Османов, покорной и преданной, ведь именно это вменил Аллах в обязанность женщине.
Азиадэ отбросила докуренную сигарету, в бессильном отчаянии раздавив окурок. Может быть, Хасе нужно было искать себе другую женщину, не изгнанную из разрушенной империи, женщину, которая больше подходила бы ему, могла бы ждать в кафе, пока он лечит баритонов, не убегала бы, когда Марион подходит к столу.
Она осмотрелась и ее вдруг охватил страх перед этим чужим ей городом, чужим миром, в котором она вынуждена жить, но которого она не понимала и где ей было скучно.
Да, она точно знала, что скучает в этом эркере, в кафе с врачами, в гостях у людей, которые думали и чувствовали иначе, чем она, ее отец, этот принц, которого она никогда раньше не видела, и который был ей ближе и роднее, чем Хаса с его больными, друзьями и разговорами.
Хаса должен был переехать в Каир или в Сараево, носить феску, как и его предки, вести образ жизни, к которому привыкла Азиадэ, лечить дервишей и посещать мечети, тогда бы она осталась с ним.
Она неожиданно остановилась, чувствуя, что окончательно запуталась. Азиадэ присела на край свободной зеленой скамейки, стоящей в тени раскидистого дерева.
- Боже мой, - тихо прошептала она, и ее руки похолодели.