Девушка из Золотого Рога

Настоящее было ему незнакомо, он безразлично смотрел на лакированные ворота, ведущие к парадному входу, на людей на площади, которые устремили свои взгляды вверх. Он ничему не удивлялся, ни о чем не думал. Дворец мечтал. И в его мечтаниях всплывали сокровенные тайны, судьбы и деяния. События разворачивались медленными волнами, будто в сказочном волшебном хороводе. Скучающий замок над площадью равнодушно взглянул на закутанную в меха Марион, которая шла рядом с Курцем, с тем же безразличием принял он Азиадэ с Хасой и двух незнакомцев во фраках – чуждый мир, распростертый у его ног и тянущийся к нему.

По широким парадным лестницам поднимались гости. Лакеи в старинных одеждах стояли на ступенях с каменным и грустным выражением лица. В мраморных фойе прогуливались кутилы, одетые во фраки, и вельможи, нагруженные орденами.

В больших залах кружили пары. Пронзительно и незнакомо звучала музыка. Звуки воспаряли вверх, к потолку, отражались от мраморных стен, наполняя помещение самыми модными мелодиями.

В углу у мраморной колонны стоял, опершись на черную трость, увешанный орденами старик. На лице его были написаны страдание и испуг. Маленькие серые глаза смотрели куда-то вдаль. Может быть, он вспоминал те ночи, когда этот зал был освещен бесчисленным количеством свечей. Отражаясь в зеркалах, их свет вновь вспыхивал на драгоценностях придворных дам. По паркету скользили вельможи в шитых золотом одеждах, по залам прогуливались эрцгерцоги, украшенные орденами Золотого руна. Старик с тоской смотрел вдаль. А может, он ни о чем не вспоминал. Глаза его были старыми, усталыми, как и этот видавший виды замок.

Танцующие бесшумно скользили по паркету. Изредка раздавался звон шпор. Яркие мундиры покачивались в ритме вальса.

Человек с седыми усами и орденом Марии-Терезии на груди стоял у входа и улыбался, отбивая ногой такты вальса. Когда-то ради удачи он бросил на чашу весов честь и славу: у Изонцо, в Карпатах, на залитых кровью полях Фландрии. Теперь он стоял здесь, на груди его сиял орден Марии-Терезии, а глаза его улыбались.

Торжественным ритмичным шагом проходили гости по залам замка. В малом зале играла английская капелла. В проходах стояли небольшие столики, и придворные лакеи с невозмутимыми, торжественными лицами подавали закуски.

Слева, в конце красного зала, сидел Хаса. Азиадэ, щурясь, сидела возле него. Она жадно вдыхала воздух старинного замка, чье многовековое прошлое подобно тени нависало над гостями.

– Римский император, – тихо произнесла она, думая о временах, когда мир оказался разделенным на две части: мир венских императоров и мир стамбульских халифов.

– Мы пришли слишком рано, – сказал Хаса, – твоих турок еще нет, и Курца тоже. Может, они уже нас ищут и не могут найти.

Он робко посмотрел Азиадэ в глаза, сжимая в руках бокал шампанского.

– Нас легко найти, – спокойно возразила Азиадэ, слыша трубу, зовущую к атаке, и подняла голову.

В дверях стояли Джон Ролланд и Сэм Дут. Она помахала им. Увидев ее, они медленно прошли по красному мраморному залу, подошли к их столу и поклонились. Джон пожал руку Хасе, в его движениях было что-то хищническое.

Оба сели. Хаса наполнил бокалы. Джон сидел неподвижно и смотрел на лоб Хасы. Лицо его было холодным и ничего не выражало.

– Моя жена мне много о вас рассказывала, – сказал Хаса, – рад вас видеть. Ваша профессия и имя свидетельствуют, что и вы сбросили пыльные одежды Азии для того, чтобы с головой погрузиться в мир западной культуры. Моя же жена, напротив, и сегодня бы ела, сидя на полу. – Он рассмеялся.

Джон долго смотрел на него, затем кивнул:

– Я понимаю, что вы имеете в виду. То, что человек ест, сидя на полу, вы считаете признаком полнейшего отсутствия культуры. Но ведь земля – это колыбель человека, и он не должен отрываться от нее. Мы вышли из земли и не можем отречься от нее. Напротив, человек должен стремиться слиться с тем комком земли, из которого происходит. Азиат чувствует свою привязанность к земле и с радостью склоняет колени перед ней. Люди питаются бесконечной таинственной энергией, идущей от земли. Поэтому мы и молимся, сидя на земле, и касаемся лбами земли, в которую когда-то все уйдем. – Джон замолчал.

Где-то вдали играл английский оркестр. Сэм смотрел сквозь бокал шампанского на Азиадэ. Она молча сидела, переводя взгляд с Джона на Хасу. Битва была в самом разгаре.

– Да, – сказал Хаса, – я знаю эти молитвы под куполами мечетей, но ведь человек, происходящий из земли, должен стремиться вверх. Этому стремлению он обязан тем, что перестал быть животным. Внешне это можно сравнить со шпилями готических соборов. Они намного выше и благородней всех ваших приземленных мечетей с громоздкими широкими куполами.

Джон кивнул, не сводя взгляда с Азиадэ. Он смотрел на ее слегка приоткрытую верхнюю губку, серые, как пепел, глаза.