Девушка из золотого рога

— Виски, пожалуйста. Представляете, — говорила она потом бармену, — какой-то незнакомец врывается ко мне в комнату, говорит на английском, утверждает, что он принц и заберет меня с собой. Мой бывший муж — врач, поэтому я сразу поняла — мания величия.

— Какой ужас! — отвечал бармен.

Полный человек, мирно дремавший в уголке, внезапно откашлялся и крикнул:

— Счет!

Он поспешил через зал, поговорил о чем-то с портье и быстро поднялся по лестнице. Открыв дверь в номер двадцать восемь, он увидел доктора Курца, собирающегося стучать по колену Джона.

— Вам часто снятся поезда и самолеты? — спрашивал врач и Джон отвечал:

— Нет, мне вообще не снятся сны.

— О, — озабоченно прищурившись, воскликнул врач.

— Пойдем скорей, — крикнул Сэм по-турецки, — иначе может быть поздно!

Джон вскочил. Врач тоже поднялся.

— Ага, — сказал он и, взяв Сэма под руку, отвел его в сторону и шепотом спросил: — Вы, наверное, его надзиратель? Типичный случай мании величия. Склонность к маниакально-депрессивным состояниям. На чье имя мне выслать счет?

— Какой еще счет? — спросил Сэм раздраженно.

Доктор Курц сказал с достоинством:

— Я попрошу пятьдесят шиллингов за лечение.

— Достаточно и двадцати, — прошипел Сэм и протянул врачу банкноту. Потом он схватил Джона за руку и выволок его из комнаты.

— Я сразу узнал его, — сказал Джон, когда Сэм почти выволок его из отеля. — Этот врач муж моей невесты. Она хотела выиграть время, чтобы успеть сложить вещи. Ну, сейчас я думаю она уже готова.

— Помолчал бы лучше, — рявкнул Сэм, таща Джона к машине.

И лишь когда машина выехала со двора гостиницы, он сказал высокомерно:

— Запомни Джон, когда автор начинает вести дела без агента, он в результате, обязательно попадает в сумасшедший дом. Этот врач абсолютно прав — у тебя мания величия. Ты вообразил себе, что можешь вести переговоры без меня. Я завтра пойду к настоящей Азиадэ и сам улажу дело. Даже для брачного договора необходим агент.

Он говорил долго и надменно, а Джон погружался в собственные мысли.

— Сэм, — тихо проговорил он потом, — поверь мне, эта женщина была мне с самого начала несимпатична.

Он грустно покачал головой и сплюнул. Автомобиль покатил в Вену.

А в это время у дома на Рингштрасе остановилась другая машина с разбитым стеклом. Азиадэ взбежала по лестнице и наткнулась на Хасу со шляпой в руках, готового выйти из дома.

— Хаса, — закричала она, всхлипывая, — я обидела твоего друга Курца, я разбила машину, я разорвала сто долларов и бросила их в лицо незнакомым людям, и все это из-за Марион.

Она рыдала, уткнувшись в плечо Хасы. Он нежно поглаживал ее вздрагивающие плечи. Эта дикарка любила его, в этом не было сомнений, даже если такая любовь была незнакомой и непонятной, полной странных порывов, приступов и импульсов. Он погладил ее по голове и спокойно сказал:

— Никакой Марион больше нет, никакой Марион никогда и не было. Есть только Азиадэ.

Азиадэ с благодарностью посмотрела на него.

— Да, — сказала она, — есть только Азиадэ, и она забыла записать номер машины, на которую наехала. Не сердись, Хаса, я не хочу больше водить машину.

Глава 18

Сердито раскуривая сигару, Сэм Дут шел по Рингштрасе. Все ему в этой Вене не нравилось. Улицы казались безбожно широкими, дома постыдно низкими, и ни в одном кинотеатре не было афиши фильмов Джона.

— Летний сезон, — пробурчал он и пошел дальше.

Черт их дернул ехать в Европу, почему нельзя было поехать в Мексику или на Кубу. И вообще, напрасно Джон связался с женщинами, они всегда приносили дому Османов одни только неприятности.

Сэм остановился и стряхнул пепел. Прошло ровно шесть лет с тех пор, как он подобрал оборванного голодного Джона в каком-то подозрительном кабаке в Бовери. Его мудрое греческое сердце сразу почуяло большую удачу. Он накормил беднягу и окрестил его Джоном Ролландом. Однако за накрахмаленной рубашкой под фраком и красным паспортом скрывалась лабильная османская душа.

«Он всего лишь пьяница, — думал Сэм, — и останется таким пока не найдет покой». В душе он был рад тому, что может проявить человеколюбие, не забывая об интересах дела. Если Джон еще года три будет так пьянствовать, он заработает себе больную печень, а через пять лет докатится до «белой горячки». Османы всегда были слабы здоровьем, и тогда все — конец фильмам. Сэм так же нежно заботился о Джоне, как бедный крестьянин о своей корове. «Ему могла бы помочь хорошая жена, — думал он, — верная, покорная женщина, которая заполняла бы его вечера. Ему было бы с кем мечтать о родине, это его так вдохновляет. Он же ненормальный». Сэм Дут пожал плечами, сам он о родине никогда не думал.

Он остановился перед домом с латунной табличкой: «Доктор Александр Хаса», поднялся по широкой лестнице, позвонил в дверь и спросил Азиадэ, после чего его проводили в небольшой эркер.

Сэм Дут считал себя уравновешенным деловым человеком с большим опытом и ясной головой. Но сейчас он остановился как вкопанный, недоуменно моргая.

Ему улыбалась та самая темпераментная блондинка, разорвавшая накануне на мелкие кусочки стодолларовую купюру.