Девушка из золотого рога

— По Сараево? Нет, — Хаса рассмеялся, — там живут одни дикари. Я знаю: когда ты так сидишь, уставившись перед собой, то ты думаешь о мечетях, фонтанах и колоннадах в мавританском стиле. Но в мечетях нужно сидеть на полу, вода в фонтанах негодная для питья, и в арабесках мавританских колонн гнездятся скорпионы. Я бы сошел с ума на Востоке. Мир Востока болен и разрушен. Я много о нем думал и знаю о нем больше, чем ты думаешь. Там все равно что в преисподней. Узкие сырые улочки, дома, в которых невозможно жить, ковры с многочисленными бациллами. Трахома и сифилис в деревнях. Поножовщины, как нормальное явление, грубые бродильные чаны в мрачной тени кафе. Все то, что облегчает жизнь на Востоке пришло из Европы: поезда, машины, больницы. Человеку еще со времен мироздания угрожает природа и он борется с ее мощью. Через покорение природы он выигрывает свою свободу и уверенность. В Европе человеку это почти удалось. Бациллы оспы тоже являются силой природы и в Европе человек ее победил. Мы победили холод и в наших домах тепло, мы покорили моря и реки, время и расстояния.

На Востоке человек полностью находится во власти стихии. Легкое дуновение ветра — и целые деревни вымирают от чумы. Стая саранчи, песочный шторм и целые провинции вынуждены голодать. Я знаю: на Босфоре возвышаются дворцы пашей, а целые городские кварталы ежегодно уничтожаются пожарами. И все потому что человек на Востоке еще не научился управлять природой. Поэтому он молится своему Богу, который только наказывает и судит, но не любит. Нет, Восток все равно что ад, потусторонний мир, полный скорби, бессилия и боли. Я счастлив, что живу в мире, который сумел укротить природу…

Он собрался говорить дальше, но тут открылась дверь и вошел толстый баритон, умоляюще протягивая Хасе руки:

— Господин доктор, — закричал он, — я жду уже целый час. У меня ужасный синусит. Я не могу произносить «м», а вы здесь нежитесь со своей женой, вы злой человек.

— Мы немедленно идем укрощать синусит, — воскликнул Хаса, вскочив с места и направившись в кабинет.

Азиадэ осталась одна. Слова Хасы звучали у нее в ушах приглушенными ударами молота. Все, что он говорил, было правдой. Восточный человек был просто жалок, беден и беззащитен перед властью стихии. И все-таки: все в ней тосковало по спокойному достоинству родной жизни, по скудным домишкам, по миру мудрых дервишей и тихому благоговению, по миру, в котором никто ни отважился врываться в комнату, в которой мужчина и женщина углубились в беседу.

В Стамбуле преступники, преследуемые полицией, шли к своим женам и полицейские ждали на улице, не отваживаясь прервать разговор мужчины со своей женой. Здесь же посторонний человек врывается в ее комнату и ее муж не выставляет его вон, а выходит вместе с ним, чтобы укрощать природу. Он не плохой, этот мир, пожалуй вообще не бывает хорошего или плохого мира. Человек может быть счастлив в любом мире. Но все миры отличались друг от друга, с самого начала разделенные, прочно и необратимо застывшие в своем своеобразии.

Много веков назад калиф Моавия женился на одной женщине из пустыни. Он привел ее в свой город калифов и она родила ему наследника престола, калифа Йезида. Но как только молодой наследник впервые оседлал боевого коня, пришла она к калифу, поклонилась перед ним и попросила его вернуть ее в свое племя в пустыню, потому что она свой долг здесь, в этом городе выполнила.

— Мы любим друг друга, — ответил калиф, — и мы счастливы. У тебя есть сын, который является наследником престола, твой муж калиф, у тебя есть дворцы и слуги. Чего тебе не хватает, почему ты хочешь меня покинуть?

Тогда женщина опустилась перед своим мужем на колени и прочитала стихи:

— Палатка, развевающаяся на ветру — милей мне любого дворца.
Кусок хлеба в моей палатке — вкуснее изысканных яств.
Я скучаю по родине и никакое королевство мне не может его заменить.

Пораженный этими словами калиф, отпустил свою жену с миром.

Столетия отделяли Азиадэ от этой женщины, матери давно ушедшего калифа. Но сквозь столетия тянется хоровод, объединяющий живых и мертвых.

Да, Хаса был прав. Мир Запада был безопасным, надежным миром. Хаса не мог бы быть счастлив в каком — либо другом мире. Но Азиадэ принадлежит другому миру, полному иных чувств и представлений. И между двумя мирами, на одном узком мостике, который никогда не мог быть построен, стояли Джон Ролланд, ожидая ее и Хаса, которого она не могла бросить, даже если он был окружен миром, укротившим природу.