С моих губ стали слетать строчки из стихотворения «Дикие гуси», которое фотограф цитировал в своем эссе. «Тебе не нужно быть хорошим. Тебе не нужно ползти на коленях за сотню миль через пустыню, каясь. Тебе только нужно позволить нежному животному твоего тела полюбить то, что оно любит. Расскажи мне про свое отчаяние, а я расскажу тебе мое. Тем временем этот мир идет дальше. Тем временем солнце и чистая галька дождя движутся через ландшафты, через эти прерии и дремучие деревья, эти горы и реки. Тем временем дикие гуси, высоко в этом чистом голубом небе, опять направляются домой. Кем бы ты ни был, неважно каким одиноким, мир предлагает себя твоему воображению, взывает к тебе, как те дикие гуси, резко и взволнованно, снова и снова провозглашая твое место в этой семье вещей»[18]
. Место, где мне надо быть, находится посреди всего того, что заполняет мир. И, стоя среди этого мира, я вертела головой, пока журавли не начали садиться обратно на поле, закончив свой фантастический вираж в небе, пока не настало время расходиться школьникам, закончившим подсчет пернатых, и всем туристам, собиравшимся здесь с рассвета, чтобы посмотреть на птиц. Я стояла посреди всего этого и смотрела на строгое серое небо. Стояла посреди мира. Ждала заката. До тех пор, когда можно будет увидеть птиц, улетающих обратно домой.АЛЕКС, АЛЕКС, СМЕЮЩИЙСЯ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ
Итак, лето того года. «Он» проводил его в красивом прибрежном городке, отстроенном в духе старой Европы, и не было ни дня, когда бы «он» не напился. Такой уж это был город. Торговцы устанавливали ряды своих лотков, втискивая их между деревьями на обочине дороги, идущей вдоль берега моря, и вывешивали свой товар — воздушные шары в форме Микки-Мауса, или Дораэмона, или еще кого-нибудь странного животного из мультяшного мира. И хотя все эти звери, призванные привлекать туристов, весело улыбались, отчего-то казалось, будто в глазах у них стоят слезы. За рядами воздушных шариков открывался вид на мост над морем — местную достопримечательность — и плескавшиеся под ним волны. За последние дни деньги, которые «он» имел при себе, практически закончились. «Он» сидел в одиночестве, цедил пиво и смотрел на дорогу, вдоль которой болтались воздушные шары. Цвет моря, видневшегося то ли за смеющимися, то ли за плачущими лицами животных, постоянно менялся, следуя велению изменчивой природы. В зависимости от того, как падал солнечный свет или ложились тени от бегущих облаков, море могло быть от стального серого цвета до ярко-голубого. Каждый раз, когда менялся цвет моря, по стройным рядам воздушных лиц пробегала дрожь. Они кланялись морю, потом городу и вскоре вновь взмывали вверх. Через какое-то время проходящие мимо туристы стали кривиться от одного вида мужчины, пьющего пиво с самого утра.
В этом городе так было заведено: то внезапно начинался дождь, то бодро выглядывало солнце, резкие порывы ветра стихали так же неожиданно, как и начинались. Внезапный ветер в тихий день, трещины в старых колониальных зданиях города, неровности на мощеных тротуарах или смех проходящих мимо туристов воскрешали в памяти забытые мгновения. Воспоминания поднимались, как дым, виток за витком и рассеивались раньше, чем сознание успевало зацепиться за какое-нибудь из них. В этом городе «он» привык к очарованию скоротечного мгновения. «Он» просыпался с отекшим с похмелья лицом, вставал, открывал деревянные ставни гостиничного номера, и вместе с густым утренним воздухом в комнату проникал винный запах, манящий строками Омара Хайяма: «Иди сюда, приходи наполнить стакан. Скинь с себя зимнюю одежду в этот теплый весенний день. Пока птица времени не может улететь далеко, но в любой момент она расправит свои крылья».
Хороший алкоголь и беззаботность жизни в этом городе были словно обусловлены самой природой. Напитки и жизнь здесь были похожи на рыбу, выловленную в жаркий летний день: если не съесть ее сразу, она испортится. Так же «он» объяснял и то, что ежедневно упивался пивом. С каждым новым глотком «его» жизнь менялась, и назад, в прошлое, дороги не было. Наверное, «он» уже давно подозревал, что в «его» жизни настанут такие времена. Очень давно. С тех самых пор, как позвонил жене, сказал, что не вернется к назначенному времени, и перешел дорогу. С того короткого промежутка времени, когда зеленый свет светофора сменился желтым, а затем красным, отрезав дорогу назад. С тех самых пор по «его» жизни поползли маленькие трещинки.