Город, или, вернее, его зеркальное отражение, тот же самый, по ту же сторону от путей, Жюльетта прежде не замечала, но когда поезд шел в сторону площади Звезды, ей всегда больше нравилось смотреть на Сену в правое окно, она всегда туда смотрела, а вечером садилась так, чтобы взгляд скользил по волнам, если повернуть голову влево по направлению движения.
– Ты совсем ку-ку.
Жюльетта подскочила. Она сама могла бы произнести эти слова, они, похоже, уже родились в голове, но голос принадлежал Хлое.
Хлое, сидевшей напротив – в кислотно-зеленом костюме и с розовым шейным платком в цвет помады.
– Я тебе тыщу раз пыталась звонить.
Жюльетта отогнала от себя воспоминание о мобильнике, что был похоронен под грудой еще не расставленного “Большого Ларусса XIX века” в пятнадцати томах – книжного раритета в переплете из лицевой кожи.
– Я… По-моему, у меня батарейка сдохла.
Она даже не врала. И тем не менее чувствовала себя виноватой.
– Я на тебя уже целый час смотрю, – сказала Хлоя. – Ты доехала до “Насьон”, уткнувшись в свою книжку, а теперь едешь обратно. Чем это ты занимаешься? Пашешь на Управление общественного транспорта? Опросы проводишь, да? Замечания собираешь? Заметь, я бы предпочла этот вариант, а иначе тебе, зайка, прямая дорога в психушку.
Жюльетта невольно улыбнулась. По Хлое она тоже скучала. По ее диким прическам, кривоватым зубам, ее улыбке, сумасшедшим шпилькам и бесцеремонным замечаниям. Даже по ее маниакальной страсти к интернет-магазинам и катастрофически безвкусным одеяниям.
– Ты на меня больше не сердишься? – спросила она с легким беспокойством.
– Сержусь? За что?
– За книги.
– Какие книги? А, те… Нет, конечно, я теперь другим занимаюсь, лапочка. Только ты можешь придавать значение такой… – Хлоя вдруг нахмурилась, словно вспомнив что-то полузабытое: – Вот ты сказала… Ты мне, уходя, оставила книгу. На столе. Точно?
– Да, – ответила Жюльетта. – Ты прочитала?
– Более или менее. В общем, да.
Она оглядела других пассажиров, состроила гримасу, потом прошептала, прикрыв рукой рот:
– Ага, прочитала. Даже целиком.
– И как?
Жюльетте не хотелось показаться назойливой, но она буквально сгорала от любопытства.
Хлоя горделиво выпрямилась и распушила шейный платок.
– И так, что я уволилась.
– Ты тоже?
– Я тоже. И знаешь чего, мне показалось, что книжка со мной согласна. Даже что она меня подбадривает. Подталкивает. Тебе-то это небось нормально, а вот мне…
На последнем слоге ее голос сорвался, а в расширенных глазах мелькнул едва ли не страх, как будто она только сейчас осознала, что над ее сознанием проделали какую-то операцию или загипнотизировали без ее ведома.
– И чем ты сейчас занимаешься? – спросила Жюльетта с легкой тревогой.
От Хлои можно было ожидать чего угодно: что она открыла контору по выгуливанию экзотических животных в XVI округе (специализация – гигантские ящерицы), или рекламирует модели эротического белья садомазо, или организует посещения парижской канализации с шумовым оформлением, или организовала круглосуточную доставку коктейлей виски-кири-киви[12]
на велосипеде…– Учусь печь. И делать макияж. И бухучету, – перечислила Хлоя. – Знаешь, это меня
– А смысл-то в чем?
– Буду устраивать свадьбы. Или гражданские браки, или что угодно, какие-нибудь друидические бракосочетания или церковные венчания в прыжке с парашютом, с кюре и всем прочим. Устраивать что-то для людей, чтобы они были счастливы. Если они в такой день счастливы, понимаешь, очень-очень счастливы, то им не захочется разрушать это счастье и они будут стараться. Кстати, надо, чтобы ты мне составила список…
– Друзей, которые хотят пожениться? Даже не мечтай.
– Нет, – возразила Хлоя с терпеливым отчаянием на лице, – книг. Я каждой паре буду дарить книгу. Маленькое дополнение к заказу, вишенка на торте, понимаешь?
Да, Жюльетта понимала. Но с ее губ сорвался другой вопрос:
– Хлоя… Мне стыдно, но я забыла, какую книгу тебе оставила. А ведь я ее специально для тебя выбирала… Не сердись… Я в последнее время много вожусь с книгами (она сознавала, что это эвфемизм…), и у меня в голове все немножко перепуталось.
Бывшая коллега посмотрела на нее снисходительно: так обычно смотрят на трехлетних детишек и впавших в маразм стариков.
– Ясно, зайка.
Она порылась в сумке и победно помахала перед носом маленьким томиком.
– Та-дам! Вот она! Я теперь ее всегда с собой таскаю. Как талисман. Пять экземпляров купила, чтобы уж точно не забыть.
Жюльетта взглянула на обложку: ярко-алый цветок на синем фоне покоился на женской руке, утопающей в рукаве свитера грубой вязки.
Ито Огава. “Ресторан обретенной любви”.
20
“Пересесть. Надо сделать усилие и пересесть. И не только в метро”.