–Так вот… Жила когда-то, то ли в пятом, то ли в шестом веке, одна женщина. И была она поэтессой. И звали её Оно Комати. И написала она как-то после неудачного любовного свидания, теряя мужчину и надежду:
«Краса цветов так быстро отцвела!
И прелесть юности была так быстротечна!
Напрасно жизнь прошла…
Смотрю на долгий дождь
И думаю: как в мире всё не вечно!».
-И в чём заключается тост? – после долгого и затяжного молчания произнесла Рита.
–Он заключается в том, что главное в нашей жизни, – любовь! Неужели не понятно!? – вспыхнул Прокл. – Потеряешь её, потеряешь всё!
–Вообще-то, стихи о краткости бытия, – горько усмехнулся я.
–Вы не правы! Стихи об уходящей и ушедшей любви! – возмутилась женщина.
–Спокойно, не горячитесь, – усмехнулся Серпент. – Женский ум очень сложная штука.
–Да уж! Если он есть! – поморщился Прокл.
–Ну, а каков будет ваш тост, господин Серпент? – нахмурилась Рита и не стала вступать в полемику.
–Я не намерен далее рассуждать пространно. Увы, мой тост будет сравнительно кратким.
–Слава Богу! – вздохнул я.
–Если ты потерял деньги, то не потерял ничего. Если ты потерял друга, то потерял половину. Если ты потерял надежду, то ты потерял всё! Так выпьем за надежду, за эту загадочную и весьма капризную даму!
–За надежду!!!
–За здоровье! За вечную жизнь! – воскликнул Прокл.
–Что?! – насторожились мы с Серпентом одновременно.
–За вечность! – беззаботно рассмеялся Прокл.
–Вы знаете, мне почему-то пришла на ум одна история, – ухмыльнулся я.
–Просим, просим!
–Академик Александр Александрович Богомолец занимался вопросами геронтологии. Он утверждал, что человек может и должен жить до 150 лет. Сталин очень внимательно следил за его работой, и ему не отказывали ни в каких средствах. В 1929 году он стал академиком АН УССР, в 19832 – АН СССР, в 1941 году – Лауреатом Сталинской премии, в 1944 году – академиком Академии медицинских наук и Героем Социалистического Труда. Когда в 1946 году Богомолец умер 65 лет от роду, Сталин сказал: «Вот жулик! Всех обманул!».
Компания дружно и искренне захохотала, разбудив толстого и небритого мужика, который дремал за соседним столиком. Он мутно и с ненависть посмотрел на нас и выдал воистину сакраментальную, глубоко философскую и весьма своевременную фразу: «От старости лекарства нет и зелье от неё – могила!».
После этого мужик уткнулся лицом в недоеденный салат и то ли захрапел, то ли захрипел.
Мы все скорбно помолчали. Настроение было испорчено.
–А у меня жена умерла, – печально произнёс Прокл.
–Что! – ахнули мы.
–Да, иду с поминок.
–Сочувствуем…
Зазвонил мой телефон. Раздался дрожащий голос Стеллы.
–Милый, я хочу с тобой встретиться. Ты где?
–Я пока занят, но через пол часа освобожусь. А ты где?
–Около твоего дома. Замёрзла.
–Так! Я буду через десять минут. Жди.
–Хорошо.
–Извините, друзья мои, но мне предстоит важная деловая встреча. Я вас вынужден покинуть. Надеюсь, господин Серпент проводит Риту до её гостиницы?
–Конечно, конечно! – оживился Великий Господин. – С удовольствием и непременно! Смогу ли я рассчитывать на чашку чая?
–Сможете. И не только на неё, – Рита загадочно, тягуче и оценивающе посмотрела на Великого Господина.
–Солнце, извини, что так получилось, но дела есть дела! – поморщился я.
–Я понимаю, – сухо сказала женщина.
–Ну и славно. За мною последний тост!
–Просим, просим!!!
–Только недолго, – поморщилась Рита.
–Нет, что ты. И так… Лермонтов как-то написал:
«Поверь мне, счастье только там,
Где любят нас, где верят нам!».
-За счастье, за веру, за любовь!
–И ещё за надежду!
–За них!!!
–Всё, я вас покидаю, уважаемые господа и прекрасная дама. Надеюсь, что мы скоро непременно встретимся.
ГЛАВА 30.
Надежда – хороший завтрак, но плохой ужин.
Бэкон.
Я лежал, счастливый, удовлетворённый и спокойный, рядом со Стеллой и с упоением вдыхал запах её волшебных, лёгких, весенних духов, в аромате которых неуловимо, но настойчиво превалировала мимоза. Женщина спала крепко, дыхание её было размеренным и ровным.
Я вдруг возбудился, осторожно поцеловал сначала её плечи, потом медленно стал спускаться под одеяло, надеясь вскоре окунуться в самое заветное место, расположенное между её ног, но в голове моей раздался щелчок.
–«Ах, ну какая же ты всё-таки сволочь! Что ты творишь?!».
–«Я не хочу слушать твои стенания и сопереживать твоим страданиям!», – возмутился я. – «Да, я не евнух, не педераст и даже не импотент! Надоело! Почему ты не хочешь позвонить мне, да, да, именно позвонить, и сказать: «Любимый, я уже час стою около твоего дома и жду тебя, и очень сильно замёрзла, но жажду тебя!». Что, это так невыносимо трудно?!
–«Любимый, я уже час стою около твоего дома и жду тебя, и жажду тебя, и очень сильно замёрзла!».
–«Что?! Не может быть!», – подскочил я.
–«Выгляни в окно».
Я бросился к окну и увидел Милли, которая стояла у подъезда и слегка подпрыгивала, и хлопала руками, видимо для того, чтобы согреться. Боже мой! Ну и ситуация!
–Солнышко! Просыпайся! – я стал целовать Стеллу горячо и страстно, как в последний раз.
–Что такое, что случилось!?