Девушка, которая играла с огнем

– Немного, но отнюдь не был пьян. Я помню, что это был блондин, с прической «конский хвост», одетый в темную куртку до пояса, с заметным пивным животиком. Взбегая по лестнице на Лундагатан, я видел его лишь в спину, но он развернулся ко мне лицом, когда приготовился пнуть меня. Передо мной промелькнуло худое лицо с близко посаженными глазами.

– Почему ты раньше молчал об этом? – вмешалась Эрика Бергер.

Микаэль пожал плечами.

– Сначала были выходные, потом ты уехала в Гётеборг участвовать в тех дурацких теледебатах. В понедельник тебя не было, во вторник мы виделись впопыхах. Это как-то отодвинулось.

– Но в связи с тем, что случилось в Эншеде… почему вы об этом ничего не рассказывали в полиции? – спросил Бублански.

– С чего бы мне рассказывать об этом в полиции? С тем же успехом я мог бы рассказать, что схватил за руку карманного вора, пытавшегося обчистить меня в метро на станции «Т-сентрален» месяц назад. Между случившимся на Лундагатан и убийством в Эншеде нет никакой разумной связи.

– Но вы не сделали заявление в полицию?

– Нет. – Микаэль поколебался и продолжил: – Лисбет Саландер очень замкнутый человек. Я подумывал, не пойти ли мне в полицию, но решил, что это ее дело, подавать заявление или нет. Я хотел сначала поговорить с нею.

– Но вы этого не сделали?

– С Рождества позапрошлого года я с ней не разговаривал.

– Почему же ваши отношения – если, конечно, «отношения» – правильный термин – подошли к концу?

Микаэль помрачнел и наконец, тщательно взвешивая слова, ответил:

– Не знаю. Она прервала все контакты со мной.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего. Никаких ссор, если вы это имеете в виду. Только что были друзьями – и вдруг она перестала снимать телефонную трубку, а потом совсем исчезла из моей жизни.

Обдумывая ответ Микаэля, Бублански решил, что он звучит правдиво и подтверждается сказанным Драганом Арманским о ее исчезновении из «Милтон секьюрити» почти в тех же выражениях. Что-то, очевидно, случилось с Лисбет Саландер зимой полтора года назад. Бублански повернулся к Эрике Бергер.

– А вы тоже знакомы с Лисбет Саландер?

– Я видела ее всего один раз. Вы не могли бы объяснить, почему занимаетесь ею в связи с убийством в Эншеде?

Бублански покачал головой.

– Она имеет отношение к месту убийства. Это все, что я могу сказать. Должен признать, что чем больше я слышу о Лисбет Саландер, тем больше она меня озадачивает. Что она вообще за человек?

– В каком отношении? – спросил Микаэль.

– Как бы вы ее описали?

– В профессиональном плане она одна из лучших исследователей материала, кого я когда-либо встречал.

Эрика Бергер покосилась на Микаэля Блумквиста и закусила губу. Бублански был уверен, что ему чего-то не договаривают.

– Ну, а как человек?

Микаэль помолчал.

– Она очень одинокий и своеобразный человек. Она необщительна, не любит говорить о себе. При этом обладает сильной волей и моральными принципами.

– Моральными принципами?

– Да. Своими собственными. Ее невозможно заставить поступиться тем, во что она верит. В ее внутреннем мире все делится на правильное и неправильное.

Бублански снова пришло в голову, что Микаэль Блумквист описал ее примерно в тех же выражениях, что и Драган Арманский. Два знавших ее человека высказали о ней чрезвычайно похожие соображения.

– Вы знакомы с Драганом Арманским? – спросил Бублански.

– Встречал его пару раз. Прошлой осенью мы вместе пошли выпить пива, когда я зашел к нему выяснить, куда девалась Лисбет.

– И вы утверждаете, что она квалифицированный исследователь, – припомнил Бублански.

– Лучший из всех, кого я знаю, – повторил Микаэль.

Бублански постучал кончиками пальцев по столу и покосился в окно, сквозь которое можно было видеть людей, спешащих по Гётгатан. В том, что он узнал, было полно несоответствий. Документы судебно-медицинской экспертизы, скопированные Хансом Фасте в опекунском совете, утверждали, что у Лисбет Саландер имеются серьезные психические нарушения, что она склонна к насилию и чуть ли не умственно недоразвита. Отзывы Арманского и Блумквиста рисовали картину, решительно отличавшуюся от той, что создавалась из заключений психиатров, наблюдавших за ней в течение нескольких лет. Эти оба описывали ее как своеобразного человека, но в голосе обоих слышался оттенок восхищения.

Блумквист сказал, что он «общался» с нею какое-то время, что вполне могло означать отношения сексуального характера. Бублански задумался, какие правила существуют в отношении лиц, признанных недееспособными. Может быть, Блумквист погрешил против закона, сексуально используя лицо, находящееся под защитой опеки?

– А как вы относитесь к ее социальной ущербности? – спросил он.

– Ущербности? – удивился Микаэль.

– К опеке над нею и ее психическим проблемам.

– К опеке? – переспросил Блумквист.

– К психическим проблемам? – пришла в изумление Бергер.