Девушка, которая играла с огнем

В двадцать минут пятого позвонил Бублански и передал, что только что вышел от Арманского и находится на пути в «Миллениум». Он попросил Фасте и Свенссона вести наблюдение на Лундагатан. Лисбет Саландер следует доставить на допрос, но прокурор пока не считает, что ее можно связать с убийством в Эншеде.

– Ага, – сказал Фасте, – Бубла говорит, что прокурор хочет сначала получить признание, а только потом арестовать.

Курт Свенссон ничего не сказал. Они лениво поглядывали на тех, кто прогуливался неподалеку.

Без двадцати пять на мобильник Ханса Фасте позвонил прокурор Экстрём.

– Тут кое-что произошло. Адвокат Бьюрман найден у себя в квартире убитым. Он мертв по крайней мере сутки.

Ханс Фасте распрямил спину на сиденье.

– Вас понял. Что делать нам?

– Я решил объявить Лисбет Саландер в розыск. Она заочно арестована и подозревается в трех убийствах. Мы объявляем сигнал тревоги по всему лену. Ее нужно схватить. По нашим оценкам, она опасна и, возможно, вооружена.

– Понял.

– Я посылаю пикет на Лундагатан. Они имеют право вторгнуться в квартиру и обеспечить прикрытие.

– Понял.

– Вы на связи с Бублански?

– Он в «Миллениуме».

– Очевидно, его мобильник отключен. Постарайтесь дозвониться до него и проинформировать.

Фасте и Свенссон переглянулись.

– Итак, что нам делать, если она появится? – спросил Курт.

– Если она будет одна и обстановка благоприятствует, возьмем ее сами. Если она успеет зайти в квартиру, то ворвется пикет. Эта девица совершенно ненормальная и просто жаждет кого-то убить. У нее в квартире может быть и другое оружие.

Положив тяжеленную пачку с рукописью на стол Эрики Бергер, Микаэль Блумквист почувствовал, что смертельно устал, и тяжело опустился в ее кресло для посетителей у окна с видом на Гётгатан. Все время после полудня он потратил на то, чтобы понять, что же делать с незаконченной книгой Дага Свенссона.

Это был деликатный вопрос. Даг был мертв всего несколько часов, а его работодатель уже сидел и обдумывал, как поступить с его журналистским наследием. Постороннему это могло бы показаться циничным и бесчувственным. Но сам Микаэль воспринимал это совершенно иначе. Он чувствовал, что словно находится в состоянии невесомости. Каждому работающему с новостями журналисту известен этот особый синдром, начинающий работать во время кризисов. Когда другие переживают горе, журналисты лент новостей особенно эффективны. Несмотря на парализующий шок, который пережили все нынешние члены редакции «Миллениума» утром Великого четверга, профессиональные обязанности возобладали, и все окунулись в работу.

Для Микаэля это было само собой разумеющимся. Даг Свенссон был плоть от плоти их братии и поступил бы так же, если бы роли поменялись, – спросил бы себя, что он мог бы сделать для Микаэля. Даг оставил после себя рукопись книги, содержание которой было подобно бомбе. Несколько лет он собирал материал, сортировал факты, вложив в эту работу всю свою душу. Но ему не довелось довести дело до конца.

А главное, он работал в «Миллениуме».

Убийство Дага Свенссона и Миа Бергман не имело характера национальной трагедии, как, например, убийство Улофа Пальме, и национальный траур по ним не объявят. Но для сотрудников «Миллениума» удар был даже сильнее: он затронул их лично. К тому же у Дага обширная сеть знакомых в журналистских кругах, и они потребуют ответа на вопросы.

Теперь Микаэлю и Эрике было суждено закончить работу Свенссона над книгой и ответить на вопросы «кто» и «почему».

– Я смогу восстановить текст, – сказал Микаэль Эрике. – Мне с Малин нужно пройтись по нему, строка за строкой, и пополнить сведениями так, чтобы имелись ответы на все вопросы. В основном нам потребуются собственные записи Дага, но в четвертой и пятой главах у нас есть лакуны, возникшие из-за интервью, взятых Миа, где мы попросту не знаем, кто служил источником информации. И все же, с незначительными исключениями, мы сможем пользоваться ее диссертацией как первоисточником.

– У нас нет последней главы.

– Верно, но Даг оставил ее набросок, и мы столько раз ее обсуждали, что мне хорошо известно, что он хотел сказать. Я предлагаю отказаться от главы «Выводы», а вместо этого написать послесловие, где я разъясню его рассуждения.

– Хорошо, но я хочу все видеть, прежде чем одобрить. Не стоит вкладывать ему в рот наши слова.

– Не беспокойся. Я напишу главу со своими собственными размышлениями и поставлю свою подпись. Тогда будет ясно, что писал я, а не он. Я расскажу, как он начал работать над книгой, что за человек он был, а закончу кратким пересказом того, о чем было говорено-переговорено в течение дюжины наших встреч в последние месяцы. В его наброске последней главы есть многое, что можно процитировать. По-моему, это будет вполне достойно.

– Знаешь… сейчас мне больше, чем когда-либо, хочется выпустить эту книгу, – сказала Эрика.

Микаэль кивнул – он прекрасно понимал, что она имела в виду.

– Что-нибудь нового слышно? – спросил он.

Эрика положила очки на стол и покачала головой. Она поднялась, налила из термоса две чашки кофе и села напротив Микаэля.