Девушка, которая играла с огнем

Дневник Хольгера Пальмгрена Лисбет читала со смешанными чувствами. Это были две тетрадки в черных переплетах. Он начал делать записи, когда ей было пятнадцать лет и она сбежала от своей второй приемной семьи, пожилой пары из Сигтуны. Муж по профессии был социолог, а жена – детская писательница. Лисбет прожила у них двенадцать дней и сразу почувствовала, что они страшно гордятся тем вкладом на благо общество, которое внесли, сжалившись над ней, и что ожидают от нее знаков благодарности. Лисбет решила, что с нее хватит, услышав, как ее непрошеная приемная мамаша громко хвастается перед соседкой и произносит тираду о том, как важно, чтобы кто-нибудь брал на себя заботу о трудных подростках. «Я вам не полигон для работы на благо общества», – хотелось ей крикнуть каждый раз, когда ее приемная мать показывала ее знакомым. На двенадцатый день Лисбет украла сто крон из денег на питание и уехала на автобусе в Уппландс-Весбю, а там пересела на электричку в Стокгольм. Шесть недель спустя полиция нашла ее в Ханинге, у шестидесятилетнего дядечки.

У него было вполне куда ни шло: пища и крыша над головой. И за это он не требовал слишком много – просто любил подглядывать, когда она раздевалась, но никогда к ней не приставал. Лисбет догадывалась, что он подходил под определение «педофил», но с его стороны не было никаких поползновений. Это был замкнутый и некоммуникабельный человек. Позднее, вспоминая о нем, Лисбет испытывала к нему что-то вроде родственных чувств – оба изведали, каково в жизни приходится отщепенцам.

Наконец кто-то из соседей приметил ее и сообщил в полицию. Работница социальной службы потратила немало сил, пытаясь уговорить Лисбет подать на него заявление, обвиняя в сексуальных домогательствах. Лисбет же категорически отрицала за ним что-либо подобное. К тому же ей уже пятнадцать лет, и по закону она сексуально самостоятельна. «К черту вас всех», – думала она. Тут появился Хольгер Пальмгрен и забрал ее под расписку. Похоже, опекун начал записи о ней в дневнике, пытаясь навести порядок в своих собственных сомнениях. Первые размышления были изложены в декабре 1993 года.

Л. все больше и больше кажется мне самым непокладистым подростком из всех, с кем я имел дело. Проблема в том, правильно ли я делаю, противясь ее возвращению в больницу Святого Стефана. В течение трех месяцев она отвергла две приемные семьи и подвергает себя очевидному риску во время побегов. Мне нужно поскорее решить, не следует ли мне отказаться от этого поручения и потребовать ее передачи в руки настоящих специалистов. Не знаю, как поступить правильно. Сегодня у меня был с ней серьезный разговор.

Лисбет помнила каждое слово во время этого разговора. Дело было накануне сочельника. Хольгер Пальмгрен забрал ее к себе домой и поселил в комнате для гостей. На ужин он приготовил спагетти с мясным соусом, а потом, усадив ее на диване в гостиной, сел в кресло напротив. У Лисбет мелькнула мысль, уж не хочет ли Пальмгрен посмотреть на нее голую, но дело было совсем не в этом – он начал говорить с ней, как со взрослой.

Говорил он, наверное, не меньше двух часов, она же почти все время молчала. Пальмгрен объяснил ей, как обстоят дела. Ей нужно выбирать между возвращением в больницу Святого Стефана и жизнью в приемной семье. Он пообещал, что постарается найти ей по возможности подходящую семью, а от нее потребовал, чтобы она доверилась его выбору. Он принял решение оставить ее у себя на Рождество, чтобы у нее было время подумать о будущем. Выбор целиком и полностью остается за ней, но самое позднее послезавтра он хочет получить от нее определенный ответ. Она должна дать обещание связаться с ним, а не пускаться наутек, если у нее будут проблемы. Затем он отвел ее к кровати, а сам, похоже, сел вносить первые записи в свой дневник, посвященный Лисбет Саландер.

Угроза снова оказаться в больнице Святого Стефана напугала ее больше, чем мог подумать Хольгер Пальмгрен. Рождество прошло хуже некуда. Она подозрительно следила за каждым шагом Пальмгрена. На следующей день после Рождества он даже не начинал приставать к ней и не проявлял желания подсматривать. И даже хуже того: пришел в ярость, когда она, провоцируя его, прошлась голой из комнаты, где спала, в ванную. Он с грохотом захлопнул за ней дверь ванной. Наконец Лисбет дала ему требуемое обещание. Свое слово она сдержала. Ну, более или менее.