Об этой тайне она даже не подозревала. Как же все тогда было? Залаченко встретил ее мать вскоре по приезде в Швецию и назвался своим настоящим именем. Тогда у него еще не было ни имени для прикрытия, ни шведских документов. Это объясняло, почему все эти годы Лисбет никогда не удавалось найти его ни в одном из официальных регистров. Она знала его настоящее имя, а не то, которым его снабдило шведское государство.
Теперь Лисбет многое поняла. Если бы Залаченко привлекли к суду за нанесение увечий, адвокат Агнеты Саландер мог бы начать копаться в его данных: «Где вы работаете, господин Залаченко? Как вас на самом деле зовут?»
Если бы вместо больницы Лисбет оказалась под надзором социальных служб, те, возможно, начали бы разбираться в происшествии. Для уголовного преследования она была слишком молода, но если бы поджогом занялись как следует, во всех деталях, возникли бы те же вопросы о Залаченко. Лисбет так и видела перед собой огромные заголовки в газетах. Поэтому расследование поручили доверенному лицу. А потом снабдили рапорт грифом секретности и похоронили так глубоко, чтобы никто не мог докопаться. Значит, и Лисбет Саландер надо было похоронить так основательно, чтобы ее никто не нашел.
Гуннар Бьёрк.
Больница Святого Стефана.
Петер Телеборьян.
То, что теперь прояснилось, привело ее в ярость.
«Дорогое государство… мне есть что тебе сказать, если, конечно, я когда-нибудь найду, с кем поговорить».
Она мимоходом подумала, как бы весело было министру социального обеспечения, если бы ему в служебный кабинет засадили бутылку с коктейлем Молотова. Но при дефиците наличия лиц, несших ответственность за эту историю, хватило бы и Петера Телеборьяна. Она сделала в памяти зарубку: всерьез разобраться с ним, когда покончит с делами.
Однако еще не все концы сходились с концами. Залаченко вдруг снова, после стольких лет, выплыл на поверхность. Был риск, что его разоблачит Даг Свенссон. «Два выстрела. Даг Свенссон и Миа Бергман, – крутилось у нее в голове, – да еще оружие с моими отпечатками».
Залаченко – или тот, кого он послал для устранения Дага и Миа, – не мог, конечно, знать, что она нашла револьвер в коробке в столе у Бьюрмана и держала его в руках. Это была просто игра случая. Но ей с самого начала казалось очевидным существование связи между Бьюрманом и Залой.
И все-таки что-то пока не сходилось. Лисбет размышляла, пытаясь сложить кусочки головоломки то так, то эдак.
Напрашивался один разумный вывод.
Бьюрман.
Бьюрман занимался расследованием о ней. Он понял связь между ней и Залаченко, и он обратился к нему.
У нее была пленка с записью насилия Бьюрмана над ней. Это был дамоклов меч, нависший над Бьюрманом. Он, может быть, рассчитывал, что Залаченко вынудит Лисбет открыть, где находится пленка.
Она спрыгнула с подоконника, выдвинула ящик письменного стола и вытащила компакт-диск, помеченный ею «Бьюрман». Она даже не засунула его в футляр и ни разу не посмотрела после премьерного показа Бьюрману два года назад. Подержала его в руке, словно взвешивая, и убрала назад в ящик.
Дурак набитый этот Бьюрман. Сидел бы и не рыпался, и она оставила бы его в покое, если бы он добился отмены ее недееспособности. Вот Залаченко никогда не оставил бы его в покое, и Бьюрман до конца своих дней оставался бы собачонкой при нем. Чего он, между прочим, вполне заслуживал.
У Залаченко есть определенная сеть. Некоторые ее нити тянутся к мотоклубу «Свавельшё».
Верзила-блондин.
Вот кто ключевая фигура.
Она должна найти его и заставить раскрыть, где находится Залаченко.
Лисбет закурила следующую сигарету и посмотрела на крепость у Шеппсхольмена, затем перевела взгляд на американские горки, возвышавшиеся в «Грёна Лунд». Вдруг она заговорила вслух, имитируя голос, услышанный в фильме ужасов, который некогда показывали по телевизору:
– Па-аа-поч-ка-а-а, я пришла за тобо-о-ой.
Если бы ее сейчас кто-нибудь услышал, то решил бы, что она совсем спятила.
В половине восьмого она включила телевизор – послушать, что новенького в охоте на Лисбет Саландер. То, что она услышала, потрясло ее, как никогда.
Бублански дозвонился Фасте по мобильнику в начале девятого вечера. Никакого обмена любезностями не последовало. Бублански решил не спрашивать, где тот был все это время, а лишь холодно проинформировал его о происшедшем за день.
Фасте был ошеломлен.
Ему так все опротивело, что он сделал то, чего никогда себе раньше не позволял в служебное время. С досады он ушел с работы, вскоре выключил мобильник и уселся в пивной на Центральном вокзале. Обе кружки пива он выпил, кипя от злости. Потом поехал домой, принял душ и лег спать. Ему было необходимо выспаться.
Проснулся он как раз к выпуску новостей «Раппорт» в семь тридцать. От перечня главных событий дня у него глаза на лоб полезли. В Нюкварне обнаружено захоронение. Лисбет Саландер стреляла в председателя «Свавельшё МК». Рейды полиции в южных предместьях Стокгольма. Петля затягивалась.