Девушка, которая ушла под лед

– Я не делала этого, – повторила я.

– Хорошо, хорошо, малышка. Все будет хорошо. Ты в безопасности. Мы защитим тебя.

Они ушли, а я разрыдалась. От злости. От бессилия. Да как так можно! Я не делала этого. Я бы помнила, что открыла окна. Я бы помнила, что убила человека. Я бы знала… Я бы…

В памяти всплыло, как в последний раз меня пытались защитить. Тогда меня привязали за руки к кровати. Подступила тошнота. Я бросилась вниз по лестнице, схватившись за живот, и вылетела на улицу в чем была.

– Дилани! Дилани, стой! – кричал вслед отец, но я не слушала.

Я смотрела под ноги, поэтому даже не поняла, на что налетела в метре от двери.

– И я тебе рад. Эй, что случилось?

Я зажмурилась от потока ледяного воздуха, обжегшего лицо. Подняла глаза и увидела Деккера.

– Да все случилось!

Он схватил меня за руку и затащил через двор к себе домой. Планировка была такой же, только если у нас везде лежали ковры и веяло теплом, то в доме Деккера было очень мало мебели и деревянные стены оставались пустыми.

Мы стояли внутри, сразу возле входной двери. Руки Деккера были засунуты в карманы джинсов – а больше я ничего не видела, потому что до смерти боялась поднять на него глаза. Как и Деккер, я не очень-то любила показывать слезы.

– Ладно… – Деккер раскачивался на пятках. – Пусть ты взбесишься, но я все равно это сделаю, – сказал он и, подавшись вперед, раскрыл объятия и притянул меня к себе.

Он держал меня осторожно, бережно, понимая, что я не люблю обниматься, но, когда я обмякла у него в руках, он прижал меня к себе изо всех сил.

– Они думают, я сумасшедшая. Они не верят мне, – прошептала я, уткнувшись носом Деккеру в грудь.

– Просто они боятся, – ответил Деккер, и слова, произнесенные ртом, завибрировали в грудной клетке. А потом я услышала, как часто забилось у него сердце. – Даже я боялся.

Я закрыла глаза. Последняя слезинка скатилась по щеке. Я успокаивалась от объятий Деккера, от его запаха – запаха кожаной куртки и ароматного мыла, которое он не менял с двенадцати лет. А когда я не ответила, Деккер откашлялся, и спросил:

– Блевать на меня не будешь?

Я отстранилась и посмотрела на него. Наши лица разделяло пять сантиметров, не больше. Мне достаточно было встать на носочки, чтобы поцеловать его. Или я могла притянуть его голову к себе – и наши губы соприкоснулись бы. И он мог бы сделать то же самое. Он мог бы чуть нагнуться, совсем чуть-чуть, и поцеловать меня. Мог бы взять меня рукой за подбородок, приподнять его и коснуться моих губ своими. Но он не сделал этого. Поэтому я опустила голову и вывернулась из его объятий.

Через окно было видно, как подъезжает к дому машина мамы Деккера.

Я глубоко вздохнула и потянулась к дверной ручке.

– Кстати, Деккер, спасибо, что вытащил меня из озера.

Он скривился.

– Ты хочешь сказать: спасибо, что чуть не утопил меня?

– Ну, вообще, ты прав. Ты в тот день мерзко себя вел. Но ты меня не бросил, поэтому я тебя прощаю.

– Бросил… – прошептал он.

– Но вернулся.

Я шагнула на холодную улицу, а Деккер только смотрел, сжав челюсти, как я ухожу. Снова руки в карманах джинсов. Я закрыла за собой дверь.

– Привет, Дилани! – поздоровалась мама Деккера, увидев меня во дворе.

Я махнула в ответ, но не остановилась.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она уже громче. Захлопнула машину и прислонилась к водительской двери, потуже затягивая пояс пальто.

Я повернула к ней голову, но так и не замедлила шаг.

– Спасибо, хорошо! Отлично! – крикнула я и взбежала на свое крыльцо.

Я приготовилась к очередному витку противостояния с родителями, но они вели себя так, будто ничего не случилось. Мама посыпала сыром лазанью, папа читал газету. А когда мы сели обедать, папа снова завалил нас какими-то непонятными цифрами, а мама пересказывала сплетни: у Марты Гарнер дочка в положении, а ведь она не замужем – дочка то есть, не Марта. Да и сын разорвал помолвку – тоже подкачал. Родители даже не вспоминали, как буквально полчаса назад обвинили меня в том, что тень у дома миссис Мерковиц – галлюцинация, что я в два часа ночи открыла окно в ее комнате и спровоцировала ее преждевременную (слегка преждевременную) смерть.

Я думала, что они поверили мне и изменили точку зрения. Ровно до того момента, как мама принесла мне в комнату чашку горячего шоколада. Закрыв учебник математики, я аккуратно спрятала калькулятор в ящик стола.

– Спасибо, мама.

Она поставила чашку на пробковую подставочку и положила рядом таблетку.

– Это тебе для сна, – сказала она и осталась стоять, глядя на меня. Затем, вытерев ладони о штаны цвета хаки, добавила: – И чтобы ты как следует отдохнула перед экзаменами в понедельник.

Умная мамочка, не поспоришь. Сунув таблетку в рот, я сделала глоток горячего шоколада. И улыбнулась. Улыбка не сходила с моего лица, пока мама не покинула комнату.