Девушка, которая взрывала воздушные замки

Соня Мудиг просто лишилась дара речи. На скрытом повязкой лице Залаченко, похоже, появилась улыбка.

– Итак, я хочу подать заявление на свою дочь. Она пыталась меня убить.

Соня Мудиг вздохнула.

– Я, кажется, начинаю понимать, почему Лисбет Саландер ощущает потребность всадить вам топор в голову.

Эрландер кашлянул.

– Простите, господин Бодин… может быть, мы вернемся к тому, что вам известно о Рональде Нидермане?

Инспектору Яну Бублански Соня Мудиг позвонила из коридора, в котором находилась палата Залаченко.

– Ничего, – сказала она.

– Ничего? – переспросил Бублански.

– Он подал в полицию заявление на Лисбет Саландер, обвинив ее в жестоком избиении и попытке убийства. Он утверждает, что не имеет никакого отношения к убийствам в Стокгольме.

– А как он объясняет то, что Лисбет Саландер была закопана на его участке в Госсеберге?

– Говорит, что был простужен и почти весь день проспал. Если в Саландер стреляли в Госсеберге, то это, должно быть, дело рук Рональда Нидермана.

– Ладно. Что мы имеем?

– В нее стреляли из браунинга двадцать второго калибра, поэтому ей удалось выжить. Пистолет мы нашли. Залаченко признает, что оружие принадлежит ему.

– Ага. Иными словами, он знает, что мы обнаружим на пистолете его отпечатки пальцев.

– Именно. Но говорит, что в последний раз видел пистолет, когда тот лежал в ящике письменного стола.

– Значит, вероятно, распрекрасный Рональд Нидерман взял оружие, пока Залаченко спал, и выстрелил в Саландер. Можем ли мы доказать обратное?

Прежде чем ответить, Соня Мудиг несколько секунд подумала.

– Он прекрасно разбирается в шведском законодательстве и методах полиции. Абсолютно ни в чем не признается и жертвует Нидерманом как пешкой. Даже не знаю, что мы сможем доказать. Я попросила Эрландера отправить его одежду экспертам и проверить на наличие следов пороха, но он, вероятно, станет утверждать, что два дня назад тренировался в стрельбе.

*

Лисбет Саландер ощутила запах миндаля и этанола. Казалось, будто у нее во рту спирт, и она попробовала сглотнуть, но язык не подчинялся – похоже, он полностью утратил чувствительность. Лисбет попыталась открыть глаза, но не смогла. Откуда-то издалека до нее доносился голос, вроде бы обращавшийся к ней, но разобрать слова ей не удавалось. Потом она услышала этот голос совершенно отчетливо.

– Мне кажется, она просыпается.

Лисбет почувствовала, что кто-то касается ее лба, и попыталась отмахнуться от этой нахальной руки. Левое плечо тут же пронзила острая боль, и Лисбет расслабила мышцы.

– Вы меня слышите?

Пошел вон.

– Вы можете открыть глаза?

Что это за идиот ко мне пристает?

Под конец Лисбет приподняла веки. Сперва она увидела только странные световые точки, а потом в поле зрения стала проступать некая фигура. Она попыталась сфокусировать взгляд, но фигура все время ускользала. У Лисбет было такое ощущение, будто у нее сильное похмелье и кровать непрерывно кренится.

– Стрлнь, – произнесла она.

– Что вы сказали?

– Диот, – сказала она.

– Отлично. Не могли бы вы снова открыть глаза.

Она чуть приподняла ресницы и сквозь узкие щелочки увидела незнакомое лицо. Каждая деталь была ей ясно видна: над ней склонился светловолосый мужчина с ярко-голубыми глазами и странно угловатыми чертами.

– Здравствуйте. Меня зовут Андерс Юнассон. Я врач. Вы находитесь в больнице. У вас серьезные травмы, и сейчас вы восстанавливаетесь после операции. Вы знаете, как вас зовут?

– Пшаландр, – сказала Лисбет Саландер.

– Хорошо. Окажите мне услугу. Посчитайте до десяти.

– Раз, два, четыре… нет… три, четыре, пять, шесть…

Тут она снова отключилась.

Однако доктор Андерс Юнассон остался доволен полученными ответами. Она назвала свою фамилию и начала считать. Это признак того, что рассудок у нее по-прежнему в относительном порядке и что она не проснется овощем. Он записал время пробуждения – 21.06, примерно через шестнадцать часов после окончания операции. Андерс Юнассон проспал большую часть дня и приехал обратно в Сальгренскую больницу около семи вечера. Вообще-то у него был выходной, но накопилось много срочной бумажной работы.

Он не удержался и зашел в реанимацию, чтобы взглянуть на пациентку, в мозгу которой копался ранним утром.

– Дайте ей еще немного поспать, но внимательно следите за ее ЭКГ. Я опасаюсь того, что в мозгу может образоваться отек или кровоизлияние. Похоже, у нее возникла острая боль в плече, когда она попыталась пошевелить рукой. Если она проснется, можете давать ей по два миллиграмма морфина в час.

Покидая больницу через главный вход, он пребывал в удивительно приподнятом настроении.

Когда Лисбет Саландер вновь проснулась, стрелки часов приближались к двум часам ночи. Она медленно открыла глаза и увидела конус света на потолке. Через несколько минут она повернула голову и поняла, что на шею ее надет фиксирующий воротник. Голова тупо болела, а при попытке переменить положение Лисбет ощутила резкую боль в плече и снова закрыла глаза.

«Больница, – подумала она. – Что я тут делаю?»

Лисбет чувствовала страшную слабость.

Поначалу ей было трудно собраться с мыслями, но затем стали всплывать отрывочные воспоминания.