Мне непросто далось это решение: ввязнуть в паутину, придуманную Кротовым с целью извлечь как можно больше выгоды из болезни Березина. Но я не могла его оставить. К тому же, в журнале профессора была сделана пометка специально для меня, будто бы он узнал, что я обращусь к этому почти запретному источнику знаний. Запись звучала так: «
Что ж, время покажет. Ведь время, как оказывается, всемогуще, а истины относительны.
Стою перед дверью его коттеджа, расположенного в удалении от города. Причем, удаленного настолько, что уже не чувствуется городской суеты и кажется, что можешь оградить себя от всего мира. А с другой ― не настолько далеко от цивилизации, чтобы неразумно лишать себя ее благ. Продуманно.
Коттедж оказался добротным, новехоньким, современным. Стараюсь не думать, зачем он был нужен Березину. Широкие окна, угловатые черты натуральной древесины (мы живем в такое время, что приставка «натуральный» становится едва ли не главным комплиментом), приятные глазу неброские матовые цвета. От ворот к дому ведет лужайка, по бокам ее заботливо высаженные цветы, некоторые из них уже распустились, разливая вокруг нежный аромат: тюльпаны, гиацинты, нарциссы. Как я пробралась к дому и прошла через ворота? Очень просто. Они были открыты. Да, это смутило меня: могло случиться всякое.
Я сначала боязливо коснулась железной двери прочного высокого забора, скрывающего жизнь обитателей дома от посторонних глаз. Но, как я уже сказала, при легком нажатии дверь поддалась и открылась.
Сейчас сумерки. Наверно, мое любимое время суток. Тепло и свежо одновременно. Щебечут птицы, где-то в низкой траве уже вовсю кто-то стрекочет…
Окна горят лишь на первом этаже. Это и понятно, если только в доме нет лифта.
Решаю постучать. Никто не отвечает. Тогда набираюсь смелости и толкаю дверь вперед.
Передо мной ужасающая картина: в когда-то со вкусом обставленной гостиной прошло цунами. Центральный журнальный столик из стекла разбит, по полу разбросаны груды дисков (видимо, раньше они располагались на полке, которая теперь валялась среди осколков стекла), кругом остатки еды, недопитые и опустошенные бутылки, коробки из-под пиццы, порванные постеры, истерзанные картины, разбитые фоторамки… Кажется, хозяин квартиры пытался уничтожить все, до чего смог дотянуться.
Из-за того, что в комнате не убирались несколько дней, картина дополнялась затхлым запахом испорченной пищи.
И все бы ничего (у кого в доме иногда не бывает беспорядка), но тут замечаю в самом углу между диваном и креслом распростертую фигуру. Рядом с инвалидным креслом.
Ведомая первым побуждением, я бросила сумку и хотела поднять Березина. Он был пьян в стельку, смотрел на меня невидящим взглядом, а потом будто признал, отбросил мои руки, попытался подняться, безуспешно, закричал:
– Пришла смеяться надо мной? Да, я такой теперь! Я теперь никто, убирайся! Я знаю про тебя, все знаю! Это ты… ― он периодически запинался, тер глаза, ― ты хотела, чтобы так было, мечтала об этом, все мечтали! Дождалась? Ничтожество, пустое место! Да кто ты такая? Какое ты имеешь право? Девчонка на побегушках! Да профессор использует тебя, а потом выбросит на улицу, как всех остальных…
Дмитрий продолжал. Из несвязного потока слов я узнала о себе много нового: что практически включаю в себя все мирские грехи. Как он только меня не называл! Все припомнил: и мой возраст, и положение, и статус. Особенно досталось моей «невзрачной» внешности. Но я не развернулась и не убежала. Никто не обещал, что будет просто. Психолог написал мне: «Больные могут сделать больно. Надо быть к этому готовым». Я готова. Не слушаю, пытаюсь посмотреть на него не как на опустившегося, потерянного человека, а как на оступившегося по вполне понятным причинам. Ничего не осталось от его привычной прически, волосы космами торчали, спутавшись, лицо покрывала недельная щетина, под опухшими глазами зияли синяки. Дышу. Слушаю. Жду, пока тирады в мою сторону закончатся.
А сама думаю: вот, что привлекало в нем людей ― энергия, харизматичность, если хотите. Я не обращала на нее внимания, но сейчас, когда эта искорка угасла, то поняла, какой силой притяжения он обладал. Вспоминаю, как впервые обратилась к нему, как он улыбался, как играли в футбол, как ходил на сеансы, как танцевали с ним… Как давно, кажется, это было! Он был сильным, уверенным. Это подкупало.
Только здесь меня окончательно осенило. Дмитрий проиграл пари на меня не потому что не хотел выиграть: просто не знал, как бороться, ведь всегда девушки сами, словно светлячки тянулись к его внутреннему свету (какой бы природы он не был). А тогда пришлось заручиться сачком. Но чтобы им пользоваться, тоже нужна сноровка…
Да, оказывается, внутренний свет бывает разным, он не всегда греет, порой испепеляет.