Актовый зал. Добротный такой, представитель отжившей, но памятной и по-своему прекрасной эпохи. Много народа, море цветов, улыбок и даже слез. Выпускались представители юридического факультета. Серьезные такие, повзрослевшие и, если учесть преобладание ребят, возмужавшие. Слова напутствия говорили и ректор, и декан, и делегаты от администрации. Выпуск хвалили. В первом ряду стоял парень в темно-синем костюме, подчеркивающем шоколад глаз. Он тоже улыбался, от чего на щеках проступали ямочки. Ему, как и многим другим не верилось, что студенческие годы подходят к концу, что впереди другая жизнь, что группа, успевшая стать родной, будет разброшена по белому свету, а сам он тоже отправится покорять этот самый пресловутый «свет». Но была и радость. Радость от предвкушения нового, от желания не становиться, а быть, от желания приносить пользу.
Стоя на сцене, продолжая внимать выступающим, он нашел глазами родителей. Отец был счастлив, это было видно по лицу. Его сын не подвел ― стал одним из лучших на курсе, активно помогал в работе спортивной школы и даже в нескольких тонких юридических операциях, в которых раньше ему приходилось искать помощника на стороне.
Мама еле сдерживала слезы. Она понимала, что скоро еще один сын уедет от нее, дом опустеет, а внуков ждать не приходится, ведь старший сын развелся, едва успев жениться. Не сказать, чтобы Лидия Ивановна была в восторге от невестки, но лучше такая, чем никакой. Она искренне опасалась за личную жизнь сына: у Егора спорт всегда был на первом месте, а все остальное постольку поскольку. А тут еще и младший в другую страну едет… А вдруг там и останется?
Костя по маминому лицу читал все ее чувства, он всегда был чувствительнее, чем казался, иногда видел то, что внешне совершенно не было видно. Но, как всегда бывает в таких случаях, порой видел то, чего на самом деле нет, и сам знал за собой эту слабость.
Многих в зале он видел впервые. Из-за того, что на курсе большинство составляли парни, в зале был цветник из девушек на любой вкус. Были тут и блондинки, и брюнетки, и рыжие. А каких только платьев и причесок не встретишь! Любой модный показ только позавидовал бы такому великолепию. Но той единственной девушки, которую он хотел бы увидеть, там не могло быть. Принять решение не звонить, не писать, не пересматривать ежечасно фотографии было непросто, но самое трудное было запретить себе думать, особенно человеку, привыкшему к размышлениям по поводу и без. Даже там, за границей, он каждый день вспоминал ее, мучился, веря в ее отъезд с Березиным и одновременно сомневаясь в каждой своей мысли.
Костя искренне полагал, что Маша ― уникальная, волшебная, невероятная девушка, достойная самого лучшего, а что может быть лучше счастья? Раз ему не суждено сделать ее счастливой, пусть это сделает кто-нибудь другой, более достойный. Несколько раз ему казалось, что Маша где-то здесь, среди гостей. Но каждый раз он убеждался, что это всего лишь игра воображения.
Внезапно его взгляд упал на русые локоны. Девушка знакомым движением отвела прядь и подняла глаза. В первые секунды они растерянно и удивленно переглядывались. Костя даже несколько раз моргнул, но видение не исчезло. Маша тоже не знала, как себя вести, ведь ее не приглашали. Наконец, она взяла себя в руки и робко улыбнулась. Ей ответили. Костя заметил, что у девушки в руках букет, да и сама девушка своим длинным платьем в сочетании с чистотой внешности напоминала цветок. Она усиленно о чем-то сигнализировала, показывала себе на запястье, а потом на него. Едва различив красную нить, парень догадался, чего ему желает Маша. «Я знаю», ― одними губами прошептал Костя.
Несмотря ни на что, в это мгновение он был действительно счастлив.
* * *
Димка сидел за столом в буфете университета, который сегодня посетил в последний раз в ранге студента. День не задался с самого утра: сначала проспал, еще и с Вероникой поссорился, отчего пришлось идти на мероприятие одному. В зале царила предпраздничная суета, все носились, прихорашивались, поздравляли друг друга. Парень не понимал, зачем это надо: ведь в группе все давно уже были сами по себе: у многих уже были свои семьи, кто-то работал, одним словом, забот хватало. Большинство уже несколько месяцев мечтало, когда же наступит этот знаменательный день, а теперь слезы льют, что он все-таки настал. Страшная непоследовательность.
Он машинально растянул узел галстука, настолько стянувшего шею, что, казалось, невозможно было продохнуть, продолжал помешивать ложечкой растворимый кофе с молоком, потом отложил столовый прибор, поднял голову и увидел, но почему-то будто зачарованно, как девушка напротив делает то же самое.
– Димка, я конечно все понимаю, но не пригородный же лес… Хотя бы не в середине марта, когда вокруг такая слякоть, что ног не вытянешь!
– Ну вот, не получится из тебя хороший психолог, ― парень всегда использовал этот трюк, когда у него не хватало аргументов, потому что знал, как трепетно Маша относится к своей будущей профессии.