При свете дня она ничем не напоминала приношение. Она напоминала кучку собачьего дерьма на ворохе листьев. Будто насмехалась надо мной.
Понятно, что это значило. Она не выбралась.
Ее поймали.
Она оставалась в доме.
Внутри зародилось какое-то ужасное чувство, и каша едва не вылезла наружу. Я разозлился, и испугался, и попросту растерялся. Вдруг они решили, что это я выкрутил болт? Или заставили Мэг все рассказать?
Что мне теперь делать?
Бежать из города?
Можно сходить в полицию, подумал я. Встретиться с мистером Дженнингсом.
И тогда я подумал: отлично, и что ему сказать? Что Рут истязала Мэг целый месяц, и мне это известно потому, что я ей помогал?
Я видел достаточно фильмов про копов чтобы знать, что такое сообщник.
И я знал пацана — друга моего кузена из Вест-Оринджа — тот провел год в тюрьме для несовершеннолетних за то, что набрался пива и угнал машину у соседа. Он говорил, что там могут избить, накачать транквилизаторами, сунуть в смирительную рубашку — стоит только захотеть. И выпускают тебя оттуда уже готовеньким.
Должен же быть другой способ, думал я.
Как говорила Мэг насчет денег — попробуем еще раз. Только в этот раз обдумаем получше.
Если только они еще не в курсе насчет меня.
Был только один способ узнать это.
Я забрался на Скалу и собрал пятерки и доллары в карман.
Сделал глубокий вдох.
И пошел вперед.
Глава сороковая
Уилли встретил меня в дверях, и было ясно: даже если они что-то заподозрили, у Уилли в голове были дела поважней.
— Заходи, — сказал он.
Он выглядел уставшим, выжатым, как лимон, но в то же время возбужденным. Это сочетание делало его безобразнее, чем когда-либо. Он не умывался, а изо рта несло так, что даже для него чересчур.
— Закрой двери за собой.
Я подчинился.
Мы спустились в подвал.
Там опять сидела в своем складном кресле Рут. Рупор, Эдди и Дениз расположились на столе, словно куры на насесте. Сьюзен сидела рядом с Рут и бессильно плакала.
Все они сидели тихо, в то время как на холодном влажном полу Донни лежал на Мэг, со спущенными до колен штанами, и, постанывая, насиловал ее. Ее руки и ноги были привязаны к опорам.
Видимо, Рут раз и навсегда передумала насчет прикосновений.
Мне стало плохо.
Я повернулся, собираясь уйти.
— Не-а, — сказал Уилли. — Оставайся.
Кухонный нож и его взгляд говорили, что стоит послушаться. Я остался.
Стоял такая тишина, что слышно было, как жужжит парочка мух.
Это походило на дурной болезненный сон. Так что я занялся тем, чем обычно занимаются во сне: пассивно наблюдал за происходящим.
Донни почти полностью накрыл ее. Мне видна была лишь нижняя часть ее тела — ноги, бедра. Только со вчерашнего дня на них появились новые синяки, и еще больше грязи. Ступни были черные.
Я почти ощущал его массу на себе, давящую, колотящую ее о твердый пол. Кляп остался на месте, а вот повязку с глаз сняли. За кляпом я слышал ее боль и беспомощное негодование.
Он издал стон, внезапно выгнулся дугой и сжал обожженную грудь, после чего скатился с нее.
Уилли облегченно вздохнул.
— Вот так, — сказала Рут, кивая. — Вот на что ты хорошо годишься.
Дениз и Рупор захихикали.
Донни натянул штаны и застегнул молнию. Он взглянул на меня, но не смог посмотреть мне в глаза. Я его не винил. Я бы тоже не смог.
— Теперь ты, наверное, подхватил трипперок, — сказала Рут. — Ну, ничего. Сейчас все лечат.
Сьюзен вдруг начала всхлипывать.
— Мама-а-а-а!
Она качалась в кресле взад-вперед.
—Я хочу к маме!
— Ой, заткнись, а? — сказал Рупор.
— Да, — сказал Эдди.
—Заткнись, еб твою мать, — сказала Рут. — Закрой рот!
Она пнула ее кресло. Потом откинулась назад и пнула снова, и Сьюзен вывалилась на пол. Она лежала, крича, и царапала пол скобами.
— Так и лежи! — сказала Рут. — Так и лежи! — После чего посмотрела на нас. — Ну кто еще хочет? Дэйви? Эдди?
— Я, — сказал Уилли.
Рут посмотрела на него.
— Даже не знаю, — сказала она. — Ее только что твой брат отымел. Это же как инцест. Не знаю.
— Ну блин, мам! — сказал Уилли.
— Да, это инцест. Этой шлюшке-то насрать. А вот по мне, так лучше, чтоб это был Эдди или Дэйви.
— Дэйви же
— Конечно хочет.
— Нет, не хочет!
Она посмотрела на меня. Я отвел взгляд.
Она пожала плечами.
— Может и нет. Мальчики чувствительные. Я вот знаю, что я бы не стала к ней прикасаться. Но я же не мужчина. Так, Эдди?
— Я хочу ее порезать, — сказал Эдди.
— Порезать? — Рут удивилась.
— Вы говорили, что можно ее порезать, миссис Чандлер, — сказала Дениз.
— Я говорила?
— Точно говорила, — сказал Рупор.
— Я говорила? Когда? Как порезать?
— Эй. Перестаньте. Я хочу ее трахнуть, — сказал Уилли.
— Помолчи, — сказала Рут. — Я с Ральфи разговариваю. Так как ее порезать?
— Что-нибудь написать, — сказал Ральфи. — Чтобы люди знали. Ну, чтобы знали, что она шлюха.
— Точно. Типа алая буква, — сказала Дениз. — Как в комиксах.
— А, ты хочешь сказать — заклеймить ее, — сказала Рут. — Заклеймить. Не порезать.
— Ты сказала «порезать», —сказал Рупор.
— Не говори мне, что я сказала. Не смей спорить с матерью.
— Вы так говорили, миссис Чандлер, — сказал Эдди. — Честно. Вы сказали «порезать».
Рут кивнула. Задумалась. После чего зевнула.